Дядя Хидехира продолжал сверлить взглядом Хану, его черные глаза недобро сверкнули, скользнув по ее синим одеждам слуги.
Неужели он узнал мою сестру? Сердце у меня забилось, как пойманная птица, и я незаметно перекатилась на пятки, готовясь в любой момент броситься на помощь Хане.
— Что уставился? — вдруг заорал Хидехира. Стиснув кулаки, он шагнул к Хане и топнул перед ней ногой, словно хотел спугнуть с дороги. — Глупый мальчишка! Убирайся отсюда прочь! Я не желаю, чтобы грязная челядь подслушивала разговоры, которые ее не касаются!
Побелев от страха, Хана молча перевела взгляд на Тёдзи. Тот мягко кивнул.
— Идите, — велел он. — Оба. У вас полно работы, мы должны подготовиться к похоронам!
Ему не пришлось повторять свое приказание дважды. Поклонившись, мы с Ханой поспешно бросились прочь.
Отойдя на такое расстояние, откуда нас не могли услышать, я прошептала сестре:
— Мы должны добраться до матушки и Мориясу раньше солдат дяди!
— Конечно, — кивнула Хана. — Но прошу тебя, давай останемся на похороны.
Я заколебалась.
— Но как же письмо, Хана?
— Пусть дядины самураи доберутся до храма раньше нас, это ничего не изменит, — рассудительно заметила Хана — Главное, чтобы мы успели предупредить матушку до того, как наступит назначенное время встречи. — Она помолчала, и я поняла, что есть еще какая-то причина, удерживающая мою сестру в школе. — Мы с тобой так и не попрощались с отцом, Кими.
Взглянув в ее бледное лицо, я поняла, что моя сестра твердо решила исполнить свой долг перед наставником, заменившим нам отца в эти опасные дни. Я кивнула. Хана была права, мы должны были отдать последние почести мастеру Гоку.
Снова прозвенел колокол, гулкое эхо облетело сады, объявляя о приближении времени скорбной церемонии.
Мы с Ханой поспешили вернуться в помещение для слуг. Запершись в своей тесной спальне, мы сняли одежду слуг и переоделись в официальное платье. Теперь на нас обеих были короткие кимоно белого цвета, которые надевают на похороны, и широкие черные штаны-хакама, которые все ученики школы носили по торжественным случаям. Густо смазав волосы маслом, мы тщательно скрутили их в узлы на макушках. Свои длинные мечи мы заткнули за пояс.
Рядом со своим нихонто я заботливо пристроила бамбуковый боккен Мориясу.
— У нас не будет времени вернуться сюда, нужно сразу взять все свои вещи!
Кивнув, Хана взяла с полки несколько рисовых колобков и немного черных бобов. Пару колобков она протянула мне, все остальное спрятала в свое кимоно.
— Это нам в дорогу, — сказала она. — До горы Фудзи путь не близкий, может быть, у нас не будет ни еды, ни крыши над головой.
Кто-то забарабанил в дверной косяк. Я поспешно отодвинула раму и увидела за порогом Тацуо. Он торжественно поклонился нам.
— Пора, — коротко сказал наш друг.
ГЛАВА 3
Мы втроем вошли в зал для тренировок, куда еще накануне отнесли тело мастера Гоку. Несколько учеников, одетых в церемониальные одежды, и часть слуг были уже здесь. Все они сидели на коленях на небольших подушечках, полукругом разложенных на натертом до блеска деревянном полу вокруг лакированного алтаря, сверкавшего зелеными и золотыми красками в неярком свете фонарей.
На алтаре стоял длинный открытый гроб.
Когда мы вошли, один из слуг повернул к нам голову. Я узнала кухонного мальчика Ко, сидевшего рядом со своим верным другом Сато. Оба мальчика, вместе с Тацуо, были нашими добрыми друзьями все время, пока мы с Ханой жили в школе.
Я с благодарностью посмотрела на них. Как хорошо, что нам с Ханой не придется оплакивать мастера в одиночестве!
Забыв о печальных событиях последних дней, я постаралась вернуть самые светлые воспоминания о мастере и вскоре отрешилась от настоящего, погрузившись в картины недавнего прошлого. Словно наяву я видела, как мы с Гоку проводим поединок на школьном дворе, слышала его неспешный голос, делившийся с нами мудростью в комнате для каллиграфии, сидела рядом с ним на чайной церемонии…
Мастер Гоку был для нас с Ханой вторым отцом, учителем и защитником, но до сих пор я никак не могла заставить себя подойти к его телу. Где взять силы, чтобы заново пережить тот ужасный миг, когда острый наконечник копья Кен-ити вонзился в грудь нашего мастера?
Приблизившись к гробу, я несколько мгновений молча смотрела на сверкающее дерево, складки белых одежд и цветок лотоса, бережно вложенный в восковую руку.
Потом я услышала, как шедшая рядом со мной Хана прерывисто всхлипнула.
Я заставила себя опустить взгляд и увидела закрытые глаза мастера Гоку. Его голова покоилась на подушечке, а руки были скрещены на простом белом кимоно. Волна облегчения прокатилась по моему телу, когда я увидела, что кто-то — должно быть, Ко или Сато — по древнему обычаю положил на грудь покойному блестящий серебряный нож, чтобы отгонять злых духов.
— Он выглядит так, словно сейчас сядет и заговорит с нами, — прошептала я.
Но, присмотревшись, я увидела, что смерть уже оставила свои безжалостные следы на лице старого мастера. Желтоватая кожа туго обтянула выступающие скулы Гоку, опущенные веки приобрели зеленоватый оттенок. Пальцы казались восковыми.
Не успела я опомниться, как перед глазами у меня все стало расплываться от слез. Мастер Гоку был мертв. Совсем недавно он был полон жизни и мудрости. Теперь он ушел навсегда.
Слезы струились по гладким щекам Ханы, ее губы беззвучно шевелились в молитве. Я закрыла глаза и попыталась очистить сознание. Но на этот раз мысли меня не послушались.
Я стала думать об отце и братьях, со страхом спрашивая себя, где сейчас скитаются их неотомщенные духи и какие страдания они претерпевают, не зная покоя.
Измучившись этими ужасными мыслями, я в отчаянии вспомнила, как мастер Гоку учил нас медитировать. Его глубокий безмятежный голос эхом зазвучал у меня в ушах.
«Открой свое сознание… обрети равновесие…»
Глубоко вздохнув, я открыла сознание. Воспоминания поблекли, и я почувствовала где-то в глубине души присутствие мастера Гоку. И в этот миг я окончательно поняла самое главное — сэнсэй всегда будет со мной! Наука, которую он преподал мне, его наставления и уроки стали частью меня — точно так же, как все, чему когда-то учил меня отец. Все их советы пустили глубокие корни внутри меня, с каждым днем они росли и совершенствовались, обещая однажды распуститься в полную силу, позволив мне лицом к лицу встретиться с дядей.
Я прервала медитацию только в тот момент, когда в зал вошел господин Тёдзи. Он тоже переоделся в белые траурные одежды, и белоснежные края широких штанин плескались над его обутыми в сандалии ступнями, когда он широким шагом пересекал зал.
— Мы не так рассчитывали проводить мастера, но дух Гоку не будет потревожен, если мы совершим церемонию на несколько часов раньше, — сказал Тёдзи. — Я уже поставил в известность жителей деревни и монахов.
Помолчав, он поклонился гробу, быстро опустил крышку и снял с подставки фонарь, приготовившись возглавить процессию в храм.
Согласно негласной традиции самурайской школы, дорогу покойному мастеру освещали фонарем, и господин Тёдзи собирался соблюсти этот обычай даже при свете дня. Кроме того, священная обязанность нести фонарь обычно возлагалась на ближайших родственников умершего, но поскольку у мастера Гоку не было семьи, ни у кого не вызвало удивления, что эту честь взял на себя ближайший друг и верный помощник великого сэнсэя.