Мне нравился процесс стрельбы – разломил ствол пистолета, зарядил, захлопнул, прицелился выстрелил. Спустя пол коробки, можно почистить ствол. Все уже делалось на автоматизме, но в какой-то момент я поймал себя на мысли, что не могу остановиться. Я попытался взять себя в руки, но не смог. Я будто стал наблюдателем со стороны. Я вижу закрытую дверь лоджии и занавешенные шторы – отец плотно закрыл дверь, чтоб дым от сигарет не утянуло в дом. Я вижу свое лицо, которое отражается в оконном стекле, но оно уже не мое. Слегка заострившиеся черты лица, чуть провалившиеся глаза, какие-то худые руки. Зеленые глаза в отражении смотрели на меня издевательски, и вот я вижу ухмылку на своем - не моем лице, и слышу этот смешок.
Отец поворачивается на звук ко мне лицом, одновременно с этим моя рука поднимает уже заряженный, но не закрытый пистолет. Вот резкий рывок руки вверх и пистолет по-ковбойски закрывается. Ствол направлен прямо в глаз отца. Он успевает это заметить и резко дернуть головой. Выстрел. Я вижу на его лице кровь и обретаю контроль над своим телом. Пулька попала прямо в бровь, кровь обильно капает на пол. Отец молча пытается ее остановить, мне он не говорит ни слова.
Он прижал руку к уже вздувшейся и кровоточащей брови. Кровь текла по ладони и заливала ему лицо. Отдельные капельки долетали до пола и падали на палас.
- Принеси мне бинт и вату. – Наконец раздался спокойный голос отца. Я понимал, что он очень сильно сдерживается, чтоб не наорать на меня.
Подойдя к балконной двери, я дернул ее на себя – закрыто. Шторы за стеклом шевелились, как будто вдоль них гулял ветер, или кто-то ходил вдоль них и водил рукой на уровне груди, но я же вижу, что все закрыто – не может там быть ветра. Опять я слышу этот нахальный смешок.
- Пап, дверь закрыта!
Отец подошел к двери и дернул – ничего. Сквозь стекло было видно, что ручка повернута. Но в квартире, кроме нас, точно никого не было. Отец поднял с пола, выпавший у меня из рук пистолет, схватил его за ствол и просто разбил балконное стекло, потом еще одно – двойные деревянные рамы. Просунул руку в получившееся отверстие с острыми краями и открыл дверь. Кровь капала на ковер в комнате. Он быстро прошел через нее и пошел на кухню за бинтом и ватой. Мне же отовсюду слышались хлопки, и смешки из детской стали доносится чуть ли не каждые 5 секунд.
Отец прижал к ране кусок ваты, одел обувь и вышел за дверь.
- Я в сан часть. Сиди дома. Маме ничего не говори. – бросил он через плечо.
Он ничего не слышит, ни смешков, ни хлопков, ни топота из детской. Он не слышит, как загремела на кухне посуда, как закачалась люстра в зале. Как двигается стул в моей комнате, как будто на него кто-то сел и качается на задних ножках, держась за письменный стол. Я выскочил на лестничную площадку вслед за отцом, но услышал только, как хлопнула подъездная дверь. Я сильным ударом закрыл за собой входную дверь в квартиру и сел, прислонившись спиной к стене на площадке.
- Дум, дум-дум! – услышал я из-за соседской двери наш условный сигнал с Максимом, который переехал отсюда уже около двух месяцев назад.
Я вскочил на ноги и бросился бежать по лестнице вниз, прочь из этой проклятой квартиры и проклятого дома. Падая, обдирая в кровь руки и колени я бежал по лестнице вниз, но она даже не думала кончаться. Я смотрел вниз и такое чувство, что на каждом повороте лестницы до низа оставался всегда один этаж. Тут подъездная дверь открылась, и я увидел стоящую внизу тетю Розу с банкой конфет в руках. Лестница как будто распрямилась, и я выскочил прямо на нее. Она схватила меня за руку и крепко сжала.
- Чего это ты не дома, куда побежал? – спросила она.
Я не мог ничего ответить, глядя ей в глаз, затянутый пленкой, я мог лишь скулить и пытаться вырваться на улицу.
- Тетя Роз, вы ко мне? – услышал я мамин голос.
Тиски, сжимающие мне руку, ослабли. Я потерял равновесие и упал на пятую точку. Что же будет ночью, если такое случилось днем, подумал я.
Автор приостановил выкладку новых эпизодов