Только теперь понимаю, кого я подстрелил. Он ведь истечет здесь!
–– Да нормально, оставь меня. –– Говорит мне Миха, при чем говорит так, будто ничего больше вымолвить он не может. А у меня странное чувство – я откуда-то знаю, при чем прям сознаю стопроцентно, что если бы он лежал уже мертвый, я бы просто-напросто облутал его и двинул дальше, не обращая внимание на лицо, но вот то, что он жив, да при том жив ненадолго, именно это меня и пугает. Меня ведь посадить могут – я в человека стрелял. А он, как на зло, свое все талдычит:
–– Да оставь меня, щас, сейчас я...
Я встал, не помня, в каком положении его оставил – лежит ли, сидит ли, не помню. Достаю телефон. Кнопочный/сенсорный – тоже не помню. Помню только, что черный.
–– Ты знаешь номер скорой?
–– Местной?
–– Ну да. –– Сказал я, а сам уже набрал 03. Сейчас четко увидел свой телефон – черно-красный, кнопочный, с синим дисплеем, обведенным волнистым фиолетовым контуром и цифры 03, выведенные небрежным, косым шрифтом. Все надписи на дисплее в стиле «курица лапой».
–– Не знаю. –– Миха сидит на боку и отрицательно машет.
–– Ну, тогда так. –– Нажимаю вызов.
–– Да они не захотят сюда ехать, дай я просто помру.
Боюсь так, что плечи сутулятся. Отвернулся от него, слушаю вызов. Ту-у-у...
–– Ало.
–– Ало, здравствуйте! Я... подскажите пожалуйста, улица Мира, номер... Отсюда, с поляны, почему-то не видно домов. Вокруг меня стены из бруса, окно, но из него виден только угол ближайшего дома, без номера. Помню только, что у меня номер 122, но ведь он не подходит. Выхожу из дому. Старая деревянная дверь, как в сараях. Отодвигаю. Иду к тому дому. Смотрю – девяносто восьмой. –– Улица Мира, 98. Тут человек с огнестрельным ранением! Да. Ну, не совсем здесь, но я тут стою, приезжайте, я покажу, где.
На том конце провода вроде бы оживление. Слышится шум, но потом слышу:
–– Вы же понимаете. Сейчас праздники, мы его заберем, а потом его же надо будет везти обратно, это рублей четыреста – либо нам, либо на такси. У вас есть четыреста рублей?
У меня нет ни копейки, а страха, что Миша помрет – полные штаны. Вру им.
–– Есть... Найду!
Там молчат, лишь что-то шоркает на заднем плане. Захожу обратно в дом, где оставил Мишу. Лежит как-то, вообще не пойму, как.
–– Да оставь, успокойся...
Мне только хуже. Подношу трубку к уху и вновь покидаю дом.
–– Вы там совсем офигели? Почему не работаете? Мне позвонить известно куда?
–– Куда?
–– В прокуратуру! Пускай...
Ту-ту. Сбросили. А, нет, перенаправили.
–– Ало, что у вас?
Я слышу, что голос детский и кто-то еще справа и слева кричит.
–– Ало, здравствуйте! Ранение огнестрельное.
–– Что, где?.. Да тише вы!
Шум по бокам не смолкает и тут я словно бы вижу, что происходит по ту сторону: представьте рамку, а в ней такой фон, словно это пиратская карта, такого же цвета, но темнее стол, стул. За столом на стуле сидит ребенок. Лицо большое, как у взрослого, а ручки и ноки маленькие, но не детские, а как у карлика. Вот это улыбается и трещит со мной по телефону. За этим сидят где-то взрослые, их вроде двое, но я их не вижу, а, как в чеховской драматургии, только догадываюсь об их наличии. Эти двое сидят за кадром и с пренебрежением смеются над попытками карлика в диалог.
–– Приезжайте! Улица Мира, 98. Я тут стою, покажу.
–– Хорошо.
Звонок прервался. Я возвращаюсь к Мише. Здесь уже нет дома, зато снова есть грязь, в которой, утопнув шинами, стоит черно-зеленый УАЗик. Миха внутри, на переднем пассажирском сиденье. Обошел, сажусь сзади слева. На водительском сидит непонятно кто, лица не вижу. Он что-то говорит толи мне, толи Михе, но все это фигня, а у меня в голове другое: «Свидетель!».
–– Я домой. –– Говорит мне Миха, наклонившись влево и держась руками за левый бок.
–– Что, куда?! Сейчас же приедут...
–– Я помоюсь. И есть хочу.
–– Тебе же нельзя! –– А сам думаю: «Тебя ведь увидят!».
–– Он не развяжется. –– Миша кивает на живот. –– Все нормально.
Я хватаю его за руку. Холодная! Меня аж на секунду трухануло. Что-то хочу сказать, но ничего не идет.
Следующий кадр (ага, как в фильмах) – мы уже приехали. Здесь не далеко, я ж говорил, соседняя улица. УАЗ останавливается, Миша открыл дверь и шагом ни бодрым, ни изможденным направляется в дом. «Зачем мы приехали к Камышовым, он ведь у них не живет?».
Не выходя из машины, я тут же оказываюсь у себя во дворе – соседним с тем, у которого я расстрелял забор. Снег лежит возле дома, но его теперь меньше, он не пышный, а прижавшийся к земле и асфальту, таящий. Всюду слякоть, снег тает, и вода, как из лейки, стекает с шифера. По двору ходит моя бабушка, но с чужим лицом. Понятия не имею, как я распознал в ней свою бабушка, ведь лицо у нее бабки моей одноклассницы, но это точно моя бабушка. Хочу спросить у нее совета, но страшно – я ведь ранил соседа.