Звали эту молодую и можно сказать, более чем симпатичную девушку, Настя. Высокая, стройная, с хорошей фигурой, на вид двадцать с небольшим. Выразительные, зеленные глаза, несущие в своем взгляде, как полноту эмоций, так и свет интеллекта. Светлые длинные волосы, аккуратно собранные в хвост. Чувственные, пышные губы, что даже без помады четко выделялись на лице. А небольшая родинка, в левом уголке рта, так гармонировала с остальными чертами лица, что казалось, была искусственной, нарисованной. Одета Настя была в неброский синий джинсовый костюм, что словно волшебная мантия, накидывал вокруг хозяйки некую ауру незаметности.
Может показаться даже забавным факт, что многие девушки, имея привлекательную внешность, из-за всех сил пытаются ее подчеркнуть и всячески выставиться, подбирая себе подходящий имидж, стиль и даже макияж. А тут. А тут и лицо и фигура, не то чтобы были задвинуты на задний план, а скорее страдали неким видом безразличия самой хозяйки. И это безразличие было гораздо глубже, чем выглядело на первый взгляд. Девчонка не пыталась его компенсировать интеллектом, или литературными познаниями, или увлечениями, или как-нибудь иначе. Ей просто было наплевать на мнение своего окружения, по крайней мере, в этом вопросе. Настя знала, что была чистой и ухоженной, одета, может не по моде, но по времени, и ей этого с головой хватало, чтобы избегать лишних взглядов и лишнего внимания. А про свое лицо, она вовсе не думала как о чем-то сверхъестественном. Макияж на ней всегда не броский, умеренный, скорее подводящий, чем подчеркивающий. А другой раз и вовсе никакого не было. Модные женские журналы она не понимала, что, впрочем, и мужские тоже. Может, при других обстоятельствах Настя могла бы стать даже лесбиянкой, но мужчины ее привлекали, и от этого девчонка вовсе не собиралась отказываться. У нее был даже так сказать идеал, американский актер Брюс Кэмбелл в свои молодые годы очень ей нравился, вернее те, кого тот играл в кино. Наглые, самоуверенные и харизматичные мужчины, что всегда придут на помощь, даже против своей воли.
Но теперь Настин характер претерпел полноценную метаморфозу, и за столь короткое время превратил девушку из подростковой бунтарки в самостоятельную, хоть и неустойчивую, но все-таки, повзрослевшую личность. Эта личность пока и сама не знала на каком фундаменте стоит. То ли на злости, то ли на брезгливости, то ли на жажде правды, а возможно и на самой боли. Ее мысли всецело были направлены на деревянный ящик, и буквально криком выбивали из тела сестры ответы. Почему? Где смысл?
Все утро похорон Настя, словно львица в клетке, ходила кругами по своей временной комнате в бабушкиной квартире, будто это могло помочь найти ответ. Но ответ предательски не приходил, что мучило еще сильнее. Девчонка уже успела обвинить себя и в слабости, и в глупости, проклясть свой взрывной характер, из-за которого она непросто съехала от сестры, а еще и надолго потеряла ту из вида, и даже приблизительно не знала чем Ольга увлечена, и где пропадает ночами. Злость, обида и отчаяние, были настолько сильны, что девчонка пропустила совместную поездку в морг, и вместо этого направилась своим ходом прямиком к могиле, будто оттягивая время перед экзаменом. Но ответ даже там не пришел. Лишь дождь, лишь сырость, лишь грязь.
Люди молча стояли, и с пустым взглядом рассматривали, накрытый мутной клеенкой гроб, и глубоко молчали. Со стороны это зрелище казалось неизмеримо жалким, и вызывало лишь стойкое чувство недоумения, и возможно дискомфорт каждого к каждому. Наверное, поэтому сотрудники похоронного бюро, без всякой инициативы, просто сидели в своем старом автобусе и ждали конца. А рабочие, копавшие эту самую могилу, как-то чересчур удивленно рассматривали окружающих, думая, почему же на похороны столь молодой особы, пришло так мало людей. В небе же летали мокрые вороны, хрипло каркали и ждали конца мероприятия, в надежде перехватить угощение. Еще неподалеку стояла пожилая парочка, около заросшей бурьяном и потемневшей могилы своего родственника, сочувствующе поглядывая в сторону похорон, и тихо, словно стесняясь, обговаривая их.
Мрачные, а скорее измученные лица присутствующих опровергали собой ту старую пословицу гласящую, что, плохое со временем забывается. Нет, не в смысле, что Оля им что-то плохое сделала, и не в смысле, она была плохим человеком. А скорее в смысле, что та резко стала отличаться от них, хотя раньше была, чуть ли не эталоном своего круга. Модная и молодежная, веселая и общительная, просто цепь, связывающая своей харизмой всю компанию друзей и частично даже родственников. Но, а потом, подозрительные знакомые, необъяснимые увлечения и совершенно новый образ. Так что, все эти, так сказать, старые друзья, еще совсем недавно клявшиеся и в верности и в вечной любви, теперь пришли лишь по инерции. Посему сострадания от них исходило крайне мало, и то было адресовано скорее воспоминаниям о давно минувшем прошлом, связанным с Ольгой, чем лично ей. Родственники и то хуже себя проявляли, бездарно играя на публику, а благодарная публика реагировала не менее бездарной игрой в ответ. И лишь одна сестра, со страхом смотрящая на окружающих, сжимала кулаки, то от злости, то от отчаяния, то от бессилия. Бедную Настю буквально растворял в себе бесконечный дождь, превращая в часть декораций из непроходимых облаков, и та также медленно и монотонно уносилась с ними вдаль.