Полагаться приходилось на Бога, интуицию, не признаваемые ортодоксальными материалистами шестое, седьмое, восьмое и надцатое чувства, которые у Стаса Гагарина были развиты всемерно, потому он и рыбу в океане ловил, не полагаясь на одни приборы, и в тумане видел грядущую опасность, и в лесу не блуждал, а в метро ехал, мысленно рассматривая достопримечательности города на поверхности.
Был у него и компас на руке, и даже со светящимися знаками. Но то ли фосфор был некачественный, то ли курильская вода чрезмерно сгустилась, только ни хрена разобрать, что там в компасе мельтешит, штурману не удавалось.
Вот если бы эта дурацкая мина еще не мешала…
Стас Гагарин в который раз матюгнул бородатого ополченца из бывших мичманов, который трепался будто он из военных водолазов, когда закреплял злополучную магнитку на груди, почувствовал, что надо слегка уменьшить глубину погружения, подвсплыл и ощутил, как его слегка потянуло наверх и как бы приложило к некоему огромному телу, распростершемуся над штурманом-террористом.
«Надо же, — удивился Стас, — к самому бэдэка вышел… Хаммер ты, Папа Стив, молоток, значит!»
Магнитная сила мины была значительной, и с мрачной иронией пловец подумал о том, что может и не оторваться с той миной, которая на спине, если не сработает крепежное устройство, которое освобождает его по отдельности от смертоносного груза спереди и сзади, а ежели в водном варианте, то снизу и сверху.
Добрался он таки, туда и сюда, в рот и в нос, до десантного корабля… Верхнюю мину оставит сейчас по этому борту, а доставшую его до печёнок мудёвую грудную приспособит на другом. Включит таймер, оторвется от посудины и по звуковому пеленгу отвалит к подводному мотоциклу, который ждет его у одинокой на южном мысу скалы.
Рвануть должно лихо, заряд приличный. И сигнал для атаки внушительный… Опять же паника в рядах налетчиков-бандитов. Усиленный и совместный удар ополченцев, пограничников, казаков и его спецназовских парней, с которыми он прилетел из Южно-Сахалинска, довершит дело, и десант, так нагло высаженный соседями на Кунашир, будет сброшен в море.
«Сдвоенный взрыв торпед разорвал эсминец пополам», — вспомнил и мысленно произнес знакомую фразу Стас Гагарин.
Он включил таймер на задней мине и перебрался на противоположный борт, чтобы оставить мину, снятую с груди…
Таймер — счетчик времени — страховался радиосигналом, который должен был дать штурман, когда доберется до безопасного места. Мало ли какая неожиданность могла подстеречь его уже в паре метров от японского десантного корабля.
С явным облегчением вздохнув, вернее, сделав вид, будто вздохнул, какие вздохи, если во рту у тебя загубник акваланга, Стас Гагарин освободился от съехавшей под левую руку нагрудной магнитки, и мина ловко прилипла к противоположному борту обреченного БДК.
«Сдвоенный взрыв торпед разорвал эсминец пополам», — вновь пришла на память первая фраза его романа «Преступление профессора Накамура», который он задумал, когда стоял с баржей в Лиепае и закончил в прошлом году, незадолго до того, как отправил Веру с детьми на Урал, а сам, осенью 1967 года, подался в Мурманск, оттуда на Северную Атлантику — искать Сельдяного Короля.
«Забавно, — хотя ему вовсе не было весело, подумал Стас Гагарин, проворно — и в то же время не суетясь — отплывая от обреченного корабля. — Кому же теперь принадлежит этот роман? Мне, уже написавшему его, или тому Папе Стиву, который, как он мне говорил, кое-что добавил и издал в собственном сборнике «Разум океана»?
Он включил звукопеленгатор и уловил сигнал в наушниках. Сигнал был слабым, штурман подвернул правее, вспомнив, что здесь его может снести к берегу течение, а этого пока не надо, берег занят вражеским десантом, надо обогнуть южный мыс, а до того найти подводный мотоцикл, тогда и брать левее, к позициям, которые стерегут казаки и курильские ополченцы.
Южные Курилы продали тайно.
Собственно говоря, вроде как и не продали вовсе, в документе говорилось о долгосрочной, на пятьдесят лет, аренде, но с правом последующего выкупа, при условии всенародного опроса населения островов, которое останется на них через полвека.
И было совершенно ясно, что и на Шикотане, и на Кунашире, и на остальных островах, переданных в аренду, аборигенов вытеснит пришлое население с Хоккайдо, которому не возбранялось сколько угодно переселяться на Курилы, приобретать в собственность любую недвижимость, заниматься разработкой недр, рыбным промыслом и переработкой добытой продукции, осваивать туризм и курортное дело — и для всего этого не требовалось даже иметь российский вид на жительство, японский паспорт был единственным правовым документом для всякого, кто желал поселиться на арендованных островах.