— А другая?
— Другая покинула детский дом, ее взяли родители.
— Что-нибудь случилось?!
— Нет. Хайфонские товарищи достаточно поломали головы, как ее обнаружить.
В его голосе нет упрека. Но от этого мне стыднее.
— Наконец добрались до профсоюзной работницы, ответственной за детские дома. Я встретился лично с ней. Она вас помнит.
Конечно! Как я не подумала раньше об этой ловкой женщине с бойким взглядом, которая меня сопровождала тогда в детский сад и вообще по Хайфону. Она знает наперечет все фабрики и детские их сады.
— Она поняла, о какой девочке идет речь. Обещала найти другую Ха, привезти ее с матерью в детский дом, и там вы встретитесь с обеими Ха.
И земля не разверзлась подо мной и не поглотила меня, когда я подозревала этих людей в азиатских уловках. Цепенею от стыда и страха одновременно. Хайфон в кольце огня. Каждый въезд так же рискован, как прохождение космических барьеров земного шара.
— Пусть лучше я поеду к матери и ребенку! Зачем им проделывать опасное путешествие?
— Хайфонцы под бомбами, как тигры в джунглях, знают, как и где проскочить. Они обеспечат безопасное передвижение ночью.
— Для ребенка ночное путешествие?
— Вьетнамские дети привыкли к ночным передвижениям.
— Я не вынесу, если с ними что-нибудь случится из-за меня.
— Будьте вполне спокойны!
— Тогда мы поедем их встречать!
— Встреча произойдет в детском доме. Там вы найдете обеих Ха, чтобы узнать настоящую.
От стыда я, должно быть, горю кирпичными пятнами.
— Отправляемся, товарищ Ке?
— Еще нет. Будем ждать известий из детского дома.
— Неужели я в укромном месте буду ждать, чтобы мне преподнесли готовую встречу с ребенком?
— Нет… Готовьтесь в путь! Через полчаса «джип» отправляется в провинцию Нинь-бинь. Получено разрешение.
Ке, как настоящий вьетнамец, оставил самое спешное на самый конец. Я давно настаивала на этом путешествии.
— Но вы падаете от усталости.
— Я останусь здесь ждать известий из детского дома.
— А кто же меня будет сопровождать?
— Товарищ Нгуен.
Не могу поверить. Он так занят. Но если едет Нгуен, то мне предстоит путешествие не в провинцию Нинь-бинь, но в самую душу Вьетнама. Пока я собралась поблагодарить Ке, он исчез за дверью. На ковре осталась только пыльная тропинка, тропинка, по которой пришла ко мне радость.
В человеке таится очень сильный инстинкт, инстинкт преодоления биологического инстинкта.
Тоненькая фигурка вьетнамской девочки вызывает вспышки нежности и умиления вокруг, где бы ни появилась. Шофер такси едва не попал в аварию, потому что все время оборачивался назад и удивленно спрашивал:
— Ну! Откуда приехала?! Милая, чего только она не пережила?!
Отказывается взять деньги. То же самое и врачи, которых мы приглашаем очень часто. Мы вынуждены их менять, так как становится неловко звать человека, которому не заплатил в прошлый раз. Во время путешествия по Болгарии незнакомая женщина на вокзале хватает и несет наш тяжелый чемодан, приговаривая на ходу:
— Какая худенькая! Неужели сердитая? Как мило говорит по-болгарски! Очень интеллигентное дитя. Как же вам его дали?
Она сажает нас в поезд и долго машет с перрона. Через некоторое время получаем посылку из Старой Загоры, адресованную «лично Ха». Девочка ее развязывает поспешными пальчиками. Внутри — два платья и яблоки. На дне записка: «Помните ли женщину на вокзале, которая вам помогла с багажом? Я работаю в швейном кооперативе. Сшила для Ха платьице без мерки, на глаз. Все работницы ее приветствуют и желают расти веселой и счастливой! Маргарита Кондова, ТПК „Коллектив“. Старая Загора». К празднику — новая посылка. Огненно-красное бархатное платье. Ха заставляет меня написать благодарственное письмо и буква за буквой его переписывает, но ей не нравится, как я его сочинила, меняет текст: «Дети сказали, что в красном платье я хороша, как королева».
Весь квартал ее знает и радуется ей. Продавщица в булочной выбирает для нее самый пышный хлеб.
— Почему сегодня не приходила? Завтра чтоб вы ее обязательно привели! Пусть пощебечет мне! Не слушается? Дайте ее мне, чтобы стала моей девочкой!
На базаре покупатели выбирают арбуз для нее.
В ресторане официанты ее обслуживают как принцессу. «Один суп для Ха!» — заказывают на кухне. С соседнего стола итальянки, приехавшие на фестиваль, посылают ей букет гвоздик. Одна женщина из аргентинского посольства после каждого обеда всучивает ей 20 стотинок. Ха смотрит с недоумением и держит монету на открытой ладошке. Женщина объясняет свой, конфузящий нас поступок: это обычай в ее стране, так выражается любовь к ребенку. А Ха говорит: