Войска, узнавшие о расколе в комитете, разделились на две неравные части. Легко себе представить, какую радость принесла эта весть тегеранским шарлатанам и предателям. Ферох продолжал встречаться с товарищем Дж.., который оставался еще членом комитета, хотя уже не имел никакого значения, и все делалось помимо него. Казалось даже, что и самое присутствие его причиняло комитету беспокойство. Видно было, что от него хотели как можно скорее и каким бы то ни было способом избавиться.
Война между революционными войсками и казаками, находившимися под начальством русских офицеров, продолжалась. Один раз казаки взяли Решт, но потом снова вынуждены были отступить к Менджилю. Прошел еще месяц. Начался жестокий бой между революционерами и казаками. Революционеры были разбиты. Казаки подступали к городу. Раздались крики:
— Отступаем! Правительственные войска входят в город!
Ферох хотел идти из города вместе с революционерами, но какой-то внутренний голос сказал ему:
«Останься! Будь с казаками. Так ты верней достигнешь своей цели».
И, не боясь ничего, он остался в городе.
Революционеры ушли, и правительственные войска без сопротивления вступили в город. Ферох тотчас же был взят и отправлен к командующему войсками. И командующий был удивлен тем, что он не пытался бежать и без опасений отдался им в руки. Тем не менее про себя он решил, что его нужно будет предать смертной казни.
Но так как выяснилось, что за все время революции Ферох никому не сделал зла и на него не поступало жалоб, командующий подумал, что он получит, пожалуй, больше пользы от информации этого юноши. И Ферох рассказал ему о разладе среди революционеров.
Ферох сказал:
— Если я до сих пор был с ними заодно, то это потому, что я воображал, что у них честные убеждения. А теперь я от всего сердца готов действовать против них.
Для испытания Ферох был назначен на аванпосты в качестве подпоручика третьего разряда.
Чтобы доказать, что он действительно против революционеров, Ферох указал местонахождение их большого склада оружия. И этим еще больше расположил к себе командира.
Через, три дня Ферох вошел в состав правительственных войск.
Глава двадцатая
ПЕРЕД ПЕРЕВОРОТОМ ТРЕТЬЕГО ХУТА
Прошло еще шесть месяцев. Приближалась зима. Решт был снова сдан казаками. И все эти шесть месяцев, из-за огромных жалований духовенству и всяким другим нахлебникам правительства, казаки сидели без денег. Русские офицеры-инструкторы заявили об уходе со службы, и на их местах устроились другие иностранцы.
Хотя революционеры и захватили Решт, но, как показывала внутренняя информация, у них уже не было прежнего пыла, и если бы центральное правительство отдало им Гилян, оно могло бы быть спокойно за Тегеран.
Было уже холодно. Оборванные, голодные, без денег, казаки переживали тяжелые дни. Нельзя было спокойно слушать их надрывающие сердце жалобы. Привыкшие раньше сторожить парки ашрафов, эти люди теперь в течение девяти месяцев сидели на боевом фронте, и при этом у них было отнято даже их жалкое жалованье в пять-шесть туманов в месяц.
Все изменилось. Английские войска, группа за группой, покидали Иран. Только в Казвине и Менджиле остались еще их небольшие части.
Центральное правительство, составленное из таких разнородных элементов, что это даже было воспето поэтами, вело себя так, как будто забота об устранении кризиса не входила в его обязанности, а английские и правительственные войска стояли в Менджиле, образуя заслон и не двигаясь ни назад, ни вперед.
Наконец понемногу стали распространяться слухи, что в скором времени можно будет ждать важных перемен и что положение примет другой характер.
В эти дни, в один из холодных вечеров месяца Дальва 1299 года, в Казвине, в одном из домов, стоявшем на том хиабане, что выходит к плотине Сепехсалара, возле устроенного в стене камина сидели и разговаривали два человека. Один из них был в поношенном казачьем мундире с погонами прапорщика, другой — в черном сэрдари и в шапочке с узким верхом.
Погода стояла ясная, но очень холодная. Комната, в которой они сидели, находилась в северном крыле дома и примыкала к строениям соседнего двора. Хотя огня в камине как будто и не было, в комнате было очень тепло, и эти два человека, развалясь на диване, чувствовали себя удобно. На столе стояла бутылка казвинского вина и лежало несколько апельсинов. Они, видимо, говорили о чем-то интересном. Молодой человек в шапочке спрашивал военного: