— Я забираю то, что принадлежит мне! Ты его носить — недостоин. Я не знаю, кто ты, подлец или просто пустозвон. И даже не знаю, что хуже. А теперь вышвырните его отсюда!
Максима повели к выходу. А Кармелита поднялась к себе в спальню, где наконец-то смогла расплакаться.
Баро пошел в свою комнату. На самом видном месте здесь висел портрет Рады. На глазах выступили слезы. Но он сдержался. Баро уткнулся лбом в лоб портретной Рады.
— Прости меня, Радушка, жена моя любимая… Наверное, это я виноват в том, что произошло. Что-то я не сумел объяснить Кармелите. Что-то главное…
Может, это потому, что я отец… Я уверен, если бы рядом была мать… Если бы рядом была ты, Кармелита бы не вздумала сбежать из дома… А теперь, получается, я виноват и перед нею, и перед тобой. И я даже не знаю, что мне теперь делать…
Едва слышно в комнату вошла Земфира.
— Рамир, мне нужно поговорить с тобой.
— Выйди, Земфира, пожалуйста, выйди. Иди в мой кабинет. Я сейчас приду.
Земфира ждала его, как прошено, в кабинете.
— Рамир! Я знаю, как тебе помочь.
— Как? — устало спросил Баро.
— Я скажу в таборе, что Кармелита плохо себя почувствовала и уехала домой. И прошла к себе в комнату, когда охрана отвлеклась на какой-то шум.
— Нет, Земфира, — ответил Баро. — Не надо лжи. Я устал от нее. И потом, правду все равно не спрячешь. Этой ночью полтабора искало мою дочку. И охранники тоже видели, как все было на самом деле. И Миро. И твоя Люцита подсмотрела, что Кармелита садилась в машину, которая ее ожидала.
— Я уговорю Люциту…
— Не нужно никого уговаривать! Я не хочу становиться заложником лжи.
Правда, как вода, щелочку найдет и пробьется. Баро Зарецкий не хочет выставить себя посмешищем.
— Рамир, но я не могу смотреть, как ты мучаешься.
— Спасибо тебе, Земфира. Знаешь, единственное, что хоть как-то может оправдать мою негодную дочку, это мысль, догадка…
— Какая?!
— Знаешь, мне кажется, все это очень смахивает на провокацию, затеянную астаховским кланом. Можешь в таборе шепнуть женщинам, что это все последствия все того же спора по поводу кладбища. Может, тогда люди не так сильно будут осуждать Кармелиту. Это все, что ты для меня можешь сделать.
ВСЕ! Счастливо тебе. А я сейчас пойду к дочке.
Кармелита лежала на кровати в своей спальне, спиной к двери. И тихонько плакала. Она услышала, что вошел отец, но не повернулась к нему. Только постаралась плакать еще тише.
— Стыдно? Раньше надо было стыдиться! Теперь поздно! Ты опозорила не только себя, но и меня! — Баро говорил негромко, негрубо, но от этого становилось еще больнее.
Кармелита не отвечала.
— Как ты могла? Ведь я тебе верил… Девушка еще глубже зарылась в подушку.
— Весь табор теперь знает, что моя дочь бесстыжая!
— Но папа…
— Счастье, что твоя мать не дожила до этого дня! Нет у тебя ни чести, ни совести, ни гордости.
Рыдания под подушкой стали громче.
— Ну что ты молчишь? Нечего сказать, да!? Отец был прав?!
Баро открыл дверь, чтобы уйти. Но тут Кармелита — вся в слезах — вскочили и крепко обняла отца.
— Папа! Папочка, миленький. Да, ты прав! Пап, ты даже не представляешь, как ты прав…
— Ну ладно, ладно, хватит рыдать… Что случилось, скажи все же, что случилось…
Баро уложил Кармелиту обратно в кровать, а сам сел рядом, погладил ее плечо.
— Это будет тебе хороший урок на будущее.
— Да, папа. Это мне урок.
— Но отныне запомни: никаких гаджо, никаких подружек, никаких друзей…
Будешь делать то, что я скажу. Поняла?
Кармелита согласно кивнула головой.
— Веди себя так, как и раньше. Как будто ничего и не было. Другого выхода нету. Время все лечит.
Не веселей было и в светиной студии.
— Макс! Ну не может, никак не может быть, чтобы Кармелита выгнала тебя из дома!
— Почему не может? Может. Взашей. Позвала охранников, и они просто вышвырнули меня, — про амулет, сорванный с шеи, Макс говорить не стал, это было бы очень уж больно.
— Я не понимаю. Она так хотела быть с тобой… Она просила меня, чтобы я помогла вам бежать. И вдруг почему-то все вот так поменялось.
— И я ничего не понимаю. Она очень злилась… Сказала, что я предал ее.
Но самое главное! Ты знаешь, кто ее увез с уговоренного места?
— Кто?
— Антон!
— А при чем здесь Антон?
— Вот и я говорю, при чем здесь Антон? Но он ее увез оттуда и наговорил ей, что все это я затеял ради него…
— Это же бред какой-то!
— Вот и я говорю: "Бред!". Но ти представь, как это все выглядело со стороны. С ее стороны. И опять же — откуда он узнал о нашем побеге, об условном знаке? Он тут все время вокруг тебя вертится… Ты не могла проговориться?