— Продолжайте, прошу вас, — попросила Сара, сжав пальцами доску стола.
Олимпия вытерла слезу.
— В тот же год, когда мальчики ушли на войну, Люси потеряла ребенка. Я убеждена, что именно война с ее тревогами и привела к тому, что Люси родила мертвого. Мы думали, что она оправится, но на следующий день у нее началась родильная горячка. И через день она умерла.
— Какой кошмар!
Олимпия горестно вздохнула.
— Да, вы правы. Война еще только началась, и мальчикам удалось получить отпуск, приехать домой и похоронить Люси и младенца. Уже тогда мне показалось, что мои мальчики охвачены каким-то мрачным отчаяньем. Что-то ужасно изменилось в их отношениях, что-то, что не связано с трагедией здесь, в Белль Фонтэне. Потом они оба уехали, и иногда я по полгода не получала от них никаких известий. И, наконец, пришло письмо, что Винси убит под Геттисбергом.
— Ах, мисс Фонтэн, — проговорила Сара, невольно коснувшись руки Олимпии, — какое несчастье!
Олимпия снова вытерла слезу.
— Дэмьену удалось как-то привезти тело брата домой. Мне кажется, он просто ушел из полка. Во всяком случае, никогда не забуду, какое измученное выражение было у него в глазах, и как он целыми днями сидел на могиле Винси. Потом он опять уехал. Он вернулся домой навсегда в 65-м году, но в это время он уже был призрачной оболочкой себя прежнего. Таким же был Луис, когда потерял жену и дочерей. С тех пор мой племянник сделался настоящим отшельником. Вплоть до этих дней в Белль Фонтэне не принимают гостей, и Дэмьен покидает дом только для ежедневных прогулок верхом или для деловых поездок в город.
— А как же плантация? — спросила Сара. — С тех пор, как я здесь, я не видела, чтобы велись какие-нибудь работы.
Олимпия кивнула.
— С самой войны тростниковые поля пущены под пар. Дэмьен отказался выращивать тростник. Большая часть рабов ушла от нас, конечно, но племянник вполне мог бы нанимать помощников, если бы захотел.
— Но… простите за нескромность, мисс Фонтэн, как же вы живете?
Олимпия улыбнулась.
— К счастью, мой брат за много лет до войны предвидел ее. Разговоры об отделении пошли здесь с начала 50-х годов. Луис знал, что война неизбежна, и перевел значительную сумму золотом в один английский банк. Поэтому никаких денежных проблем в Белль Фонтэне не возникало. Жаль, что не могу сказать того же о наших друзьях.
Сара нахмурилась.
— Значит у Дэмьена просто нет нужды заниматься плантацией?
— Никакой. До последнего времени он просто сидел у себя в кабинете и бесконечно писал воспоминания о Винси.
— Он их вам показывал?
Олимпия решительно покачала головой.
— Никогда.
— И сколько лет это продолжается?
— Как я уже сказала, с тех пор, как кончилась война, с 65-го года, шесть лет.
Значит, сейчас 1871 год, удивилась Сара. Осень 1871-го года.
ГЛАВА 8
В этот день за работой Сара размышляла о разговоре с Олимпией. Она думала о несчастьях, преследующих семью Фонтэнов в течение многих лет.
Неудивительно, что Дэмьен превратился в затворника. Ей казалось, что она страдает из-за гибели Брайана — и она, разумеется, действительно глубоко страдала. Но потерять всю семью — родителей, сестер, любимого брата, не говоря уже о жене и ребенке! Это выходило за пределы понимания. Значит, она даже еще не начала узнавать всей глубины мучений Дэмьена, но все-таки доставила ему минутную радость, восстановив портрет Винси. Сара почувствовала себя счастливой, из глаз хлынули слезы. Ей хотелось узнать Дэмьена ближе, у них ведь так много общего; они могут исцелить друг друга.
Уж не за этим ли переместили ее сюда? Уж не страдания ли свели их во времени? Эта мысль была подобна откровению; рука ее задрожала, и работу пришлось прервать.
В этот день Сара закончила реставрацию автопортрета. Отступив от мольберта, она критически осмотрела картину и осталась довольна. Ее мазки полностью копировали мазки Винси; его боль, его талант — все было в этих мазках. Теперь сырые места должны просохнуть; тогда через несколько недель, если она еще будет здесь, она заново покроет всю поверхность картины легким слоем лака.