Прежде Сара серьезно возразила бы на это. Он всегда подавлял ее, никогда не принимал всерьез. Но сегодня ей хотелось не возражать, а смеяться. Билл просто не представляет себе, какова та реальность, в которой она живет теперь, и как ей там хорошо.
— Ты объяснишь мне, наконец, зачем ты приехал? — спросила она спокойно.
— Разве не ясно? — он серьезно посмотрел на нее. — Мне ужасно тебя не хватает. Я хочу, чтобы ты вернулась ко мне.
Сара глянула на цветок в горшке, стоящий в углу. Ей было не по себе.
— Так я и думала.
Он потянулся через стол и взял ее руку, заставив посмотреть себе в глаза.
— Незачем тебе сидеть в этом городишке. Подумай только — мы завтра можем улететь в Атланту. Мы поженимся, а все формальности с завещанием уладим потом. Если мы уедем сейчас же, то успеем на выставку Пикассо в Нью-Йорке. Я помню, как ты ждала этой выставки.
Это уже слишком. Сара от негодования стиснула зубы и вырвала руку.
— Ошибаешься. Я никогда не ждала этой выставки. Это ты настаивал, чтобы мы посетили ее. Это еще раз доказывает, что ты не слышал того, что я говорю, в том числе и моих слов о том, что наша помолвка разорвана.
Билл побледнел. Когда самообладание вернулось к нему, он попытался что-то возразить, но тут появилась жена хозяина — приветливая маленькая женщина. Она налила им кофе с цикорием и стала расспрашивать на смеси французского и английского, как им понравился обед. Они уверили ее, что все восхитительно, и она, сияя, прошествовала со своими расспросами к соседнему столику.
— Надо было пойти в мой номер, там нам никто не мешал бы разговаривать. Нам нужно столько всего выяснить.
— Я хочу говорить здесь, — возразила она.
— Ладно, — вздохнул он. И спросил тихим голосом, в котором слышались страдальческие нотки: — Почему ты не хочешь попробовать еще раз?
Она почувствовала упрек в его словах.
— У нас ничего не получится. Мы слишком разные.
— В чем?
— Я — «дитя цветов», а ты — консерватор до мозга костей. Ты делаешь карьеру в своей фирме, а я хочу жить проще. У нас ничего общего, Билл, у нас совершенно разные взгляды на жизнь, на политику, на детей.
— Я знаю, ты все еще сердишься на меня из-за операции, — сказал он. — Но ведь я тебе нужен, Сара. Я так беспокоился за тебя — а вдруг твоя болезнь вернулась.
Тут уж Сара скрипнула зубами. Какая манипуляция словами! Ее сожаление перешло в гнев.
— Ах, вот как, ты мне нужен! И ты решил, что я прибегу к тебе, потому что боюсь нервного срыва. Ну, знаешь, это даже остроумно — таким образом беспокоиться обо мне.
— Сара…
— Скажи, Билл, ты сделал себе операцию потому, что боялся, как бы наши дети не получились психически неполноценными вроде меня, да?
В немом изумлении Билл откинулся на спинку банкетки, как раз в тот момент, когда из пианолы раздалась струнная кайенская мелодия. Какое-то время Сара и Билл смотрели друг на друга. Затем он спросил резко:
— Так значит, все из-за этого? Из-за вазектомии?
Ее глаза вспыхнули.
— Да, я думаю, что ты утратил все права на меня, когда принял крайне важное для нашего будущего решение, даже не посоветовавшись со мной.
Его рука, лежащая на столе, сжалась в кулак.
— Ты же знаешь, я не хотел, чтобы у нас были дети.
Услышав это, Сара улыбнулась вопреки всякой логике, почувствовав гордость и радость от того, что она носит ребенка Дэмьена, ребенка, которого она хочет так давно. А Биллу она сказала коротко:
— Ну, так иди и найди себе женщину таких же взглядов.
Билл недоверчиво покачал головой.
— Не может быть, чтобы ты порвала со мной только поэтому, что я не хочу иметь детей.
Она подалась к нему и заговорила страстно:
— Не только из-за этого. Мы не подходим друг другу по множеству причин. В детстве мы были друзьями и должны были бы таковыми и остаться, когда выросли. Не нужно было поддаваться давлению наших родителей и пытаться изменить каши отношения.
— Это ты о сексе?
— О сексе — и о многом другом. Суть не в этом, по крайней мере, для меня. Я никогда не стала бы той женой, которая тебе нужна, — женой, вся жизнь которой вращается вокруг тебя.
Он вдруг коротко сухо засмеялся и посмотрел на нее так, словно увидел впервые:
— Ты нашла себе другого, не так ли?
Сара знала, что отрицать бесполезно; ее выдал внезапный жаркий румянец. Она посмотрела Биллу в глаза, гордо вздернув подбородок:
— Да, нашла.
Он хрустнул пальцами.
— Вот почему ты так долго пробыла в Новом Орлеане.
Пусть себе думает так, решила Сара.
— А знаешь, ты изменилась. Ты стала сильной.