— Боже милосердный! Что они натворили!
Мишель тоже не мог спать. В ночной рубахе стоял возле печки.
— Они выступили, да?
— Запомни, Мишель, эту ночь. И то, что произойдет чрез время.
— Их схватили?
Александр Михайлович в возмущении потряс кулаками.
— Верноподданные! Гвардейцы! … Драчливые петухи! Заигрались!
Юный Мишель отрешенно смотрел в пространство.
— Они надеялись на победу?
Отец горестно качался на скамеечке перед топкой.
— Считать свои намерения сбыточными — преступное сумасбродство! О-о! Самоистребительная кровь Муравьевых! О-о!
Но Мишель бил в свою точку.
— Они хотели лучше… другим? И могут потерять свою жизнь?
Александр Михайлович опомнился.
— У тебя глубокий ум, Мишель. Заметь бе́ссмысль в самой посылке: привилегированный слой с оружием в руках выступает против собственных привилегий. Такое возможно только в России.
Пошли аресты. Слухи наводнили окрестности. "Того взяли, схватили, привезли из деревни…" Родители трепетали за детей.
Сергея Муравьев-Апостола арестовали в полку, где он служил. При нем находился и младший братишка Ипполит. Оба оказали яростное сопротивление. Сергей был ранен, сбит с ног. Ипполит, решив, что брата убили, застрелился.
…
… Кабинет Императора Николая I искрился солнечными лучами, отблески Невы добавляли игры света и тени на узорном потолке. Николай I лично разбирался с решениями судов, бумагами бунтовщиков. Сегодня ему помогал Василий Васильевич Левашов. Император был мрачен.
— Сергей Муравьев-Апостол. Вместе с Пестелем намеревался истребить весь царский род, все мое семейство.
Левашов вздохнул.
— Прискорбно, Ваше Величество.
Император поднялся, принялся мерить шагами просторный кабинет.
— Мой однокашник, как говорится. Прекрасный инженер. Вместе мечтали о железных дорогах по всей России, за Урал, по Сибири. И будем, будем строить, никуда не денешься.
Он позвонил.
— Введите Муравьева-Апостола.
Едва живого Сергея ввели под руки два офицера. На голове его пестрела кровавая повязка, на грязной рубахе — засохшие пятна крови, тюремный вид его был ужасен. Особенно в кабинете дворца.
Офицеры ушли. Сергея шатало от слабости, он держался из последний сил. Царь и Левашов усадили его в кресло. Наступило молчание.
Наконец, Николай I шагнул к креслу.
— Не время разбрасывать камни, Сергей Иванович! У нас с вами инженерное образование. Россия нуждается в нас.
Муравьев-Апостол даже не взглянул в его сторону.
Император продолжал.
— Россия переходит от ручного к машинному способу производства.
Сергей упорно смотрел в пол. Николай по-братски нагнулся к нему.
— Ведутся изыскания под железную дорогу. Вначале в Гатчину, потом в Москву. Наши мечты! Мы принял расширенную колею, чтобы ничьи войска не ворвались к нам по рельсам. Вот моя рука.
Но Сергей убрал руки за спину.
Помолчав, Николай I пожал плечами и кивнул Левашову. Так же под руки они повели Сергея к двери.
— Разрешите прислать вам свежую рубаху? — предложил Левашов.
Голос Сергея был глух, по исполнен внутренней силы.
— Я умру с пятнами крови, пролитой за Отечество.
… 13 июля 1826 года пять участников декабрьского восстания — Кондратий Рылеев, Павел Пестель, Петр Каховский, Михаил Бестужев-Рюмин и Сергей Муравьев-Апостол были повешены.
Траур и панихиды по казненным были запрещены. Живой памятью о братьях Муравьевых в Премухино остался дубок, посаженный их руками в тот незабвенный приезд.
… Зато весело шелестела листвой молодая липовая аллея. Деревьев было одиннадцать, они были названы именами детей.
Не драгоценная посуда
Убранство трапезы моей, —
Простые три-четыре блюда
И взоры светлые детей.
Кто с милою женой на свете
И с добрыми детьми живет,
Тот верует теплу на свете
И Бог ему тепло дает.
Когда вечернею порою
Сберется вместе вся семья,
Пчелиному подобно рою,
То я щастливее царя!
Поэма "Осуга" тех благословенных лет светится миром и благодатью. Дети еще малы, родители здравы, а сам Александр Михайлович незаметно для самого себя преобразился во Вседержавного и Всеведающего патриарха, окруженного любящей и покорной паствой.
Мишель, старший сын, беспокоил его.
Глубокая уязвленность подростка уже давала о себе знать неровностями его нрава, а бунтарская кровь молодых Муравьевых да собственные деспотичные бакунинские порывы добавляли огня. Лет с десяти-одиннадцати он вдруг стал убегать из дома на целые сутки. Когда это случилось впервые, переполошился весь дом, но потом уже не беспокоились. Отец просто посылал человека с теплым тулупом для сына.