— Ты себя то не обманывай. Уж кто кто, а я знаю, как ты к ней относишься. Я со своей стороны сделаю всё, чтобы она с тобой была.
— Спасибо, Людок, но думаю, что я и сам справлюсь.
— Смотри, моё дело предупредить. А Мишка тебе про самоубийство рассказывал?
— Про какое самоубийство?
— О, мой друг, ты самого интересного не знаешь…
Валерка брёл домой почти в бессознательном состоянии. Всё услышанное ранее померкло по сравнению с тем, что он узнал только что от Людки. Он ненавидел себя, ненавидел не за то, что не был в тот момент рядом с Викой и не мог ей помочь, а за неспособность увидеть между строк её писем, крик о помощи. Теперь всё будет по-другому. Он ни на минуту не отпустит её от себя, будет всё время рядом, заставит её полюбить себя.
Валерка зашёл на почту прямо там написал письмо, где в очередной раз признавался Вике в любви, корил себя и просил прощения, писал, что ждёт её приезда и верит в то, что она сможет после возвращения быть с ним. Написал на конверте адрес своей воинской части и получателя — подполковник Тимофеев П. А., приписав в скобках «лично для Виктории». Оплатил самое дорогое письмо, заказное, с отправкой авиапочтой и уведомлением о получении, будучи уверенным, что уже завтра-послезавтра оно будет в Венгрии.
Во дворе дома, где Валерка родился и вырос ничего за эти два года не изменилось, разве что краска на качелях окончательно облезла, а в песочнице, вместо кучи чистенького песка зияла пустота, в которой всё так же копошилась детвора, выкладывая из серой жижи ровненькие пасочки. На лавочке возле подъезда рядом с вечными бабками, которые, кстати, совершенно не изменились, сидела Людка и перелистывала страницы журнала «Бурда». Можно было проскочить мимо, сделав вид, что не заметил её, но раз она здесь, значит, что-то не договорила.
— Здравствуйте, — нарочито громко сказал Валерка, обращаясь скорее не к бабкам, а привлекая внимание Люды.
— Ой, посмотрите кто вернулся, — в один голос запричитали старухи, — Валерочка. Как ты возмужал. Похудел то как. Мама как обрадуется. Гостинцев привёз из-за границы?
— Привёз, конечно.
Он достал из сумки коробочку с конфетами и протянул бабулькам:
— Угощайтесь.
— Спасибочки, сынок, что не забыл, — снова заголосили они и принялись потрошить коробку, тут же забыв о Валерке.
Воспользовавшись этим, он отвёл Люду в сторону:
— Ты что-то хочешь ещё сказать?
— Ну да, — замешкавшись ответила она, беря его под руку, и отводя подальше от любопытных старушек, — в общем такое дело…
— Не мямли. Я ещё дома не был. Что-то важное?
— Для меня очень важное.
— Говори, — нетерпеливо подгонял её Валерка.
— Я про Вику и… Мишу.
— Только не говори мне, что они переспали…
— Хуже, — Людка оглянулась по сторонам, словно опасаясь, что их кто-то подслушивает, — Мишка втюрился в неё.
— Так ты говорила, что у вас вроде свадьба намечается.
— Это я её намечаю, а он постоянно талдычит о Вике, только сексом и могу его отвлечь.
— От меня чего хочешь? Чтобы я ему морду набил?
— Нет, просто поговори с ним, убеди, что Вика твоя, что ему ничего не светит с ней, а дальше я сама. Он только должен понять, что не нужно ему в её сторону смотреть и портить отношения с другом… Я хочу, чтобы ты с ним подружился.
— С человеком, который трахал мою девушку пока я был в армии?
— Ну да, что тут такого. Все мы люди. Слабость иногда проявляем. Если вы подружитесь, он не сможет больше о ней думать, чтобы другу не навредить. А я буду всё время рядом, он и привыкнет ко мне. Будь человеком. Помоги. Мне с моей рожей вообще ничего не светит, а тут такой случай.
— Ладно, Людка. Расстроила ты меня, конечно, но сам виноват, Правильно Вика сказала, не нужно было тогда уходить. Просрал свой шанс, вот и расплачиваюсь. Всё, считай, что Мишку твоего я записал в друзья. С тебя поляна.
— Замётано. В воскресенье у меня. Люблю тебя, — она повисла у Валерке на шее и крепко поцеловала в губы, — только не подумай чего лишнего, это я по дружески, — хихикнула она и убежала.
ГЛАВА 28
Поезд плёлся уже вторые сутки. Вика устала любоваться однотипными красотами, проплывающими за грязными стёклами купе, перечитала все газеты и журналы, разгадала все кроссворды, которые продавали глухонемые, выпила ведро отвратительного чая и выспалась на несколько лет вперёд. На каждой станции, где останавливался поезд, её угнетала одна и та же картина — снующие по перрону люди с сумками и тележками. В любом городе, днем и ночью у вагонов было не протолкнуться, люди носились вдоль окон и умоляли утомлённых долгой поездкой пассажиров купить хоть что-то, из того, что есть в их сумках и тележках: варёную картошку с луком, вареники с капустой, пиво, ситро, жаренную курицу, раков, пирожки. Среди ночи мог разбудить крик, пробегающей по вагону женщины: «Хрусталь!» Вика представила, как просыпается от этого крика, лезет в кошелёк, и покупает резную хрустальную вазу, а потом счастливая засыпает с мыслью о том, как ей несказанно повезло, что именно сейчас и именно здесь подвернулась такая возможность купить ночью хрустальную вазу. Жалко было этих людей. Вика даже больно пнула кулаком в спину и обматерила мужика, который забавлялся тем, что на каждой остановке высовывался в открытую дверь тамбура и кричал: «Хочу пиво» или «Хочу мороженое», и со всех сторон, толкая друг друга, к нему неслись люди, держащие в руках пиво или мороженое, а он дожидался, когда все они столпятся вокруг него, у каждого спрашивал цену и сорт, а потом разворачивался и уходил. Толпа медленно расходилась и было видно, что у каждого на глазах слезы.