— Скажи, что хочешь меня, — шипит Халлтор сквозь стиснутые зубы. — Что понимаешь — назад дороги не будет. Что это все не просто порыв, а осмысленное решение, — он прикусывает мою шею. Безжалостно, без нежностей, заставляя вскрикнуть и забиться в капкане его рук, на короткое мгновение испугаться собственных слов. Думаю о том, как это, наверное, будет больно; что волк не просто так пытался удержать меня от необдуманных действий; что, будь оно проклято, мы на корабле не одни, что время неподходящее.
Эти “что” и “если” крутятся в голове, как какая-то волшебная карусель, потерявшая управление и вынужденная вращаться до скончания времен.
Но все это меркнет, когда мы снова сталкиваемся взглядами.
— Я не смогу отмотать время назад, Нанна, — в синих глазах — настоящая мольба и борьба. С самим собой, с желанием взять добычу, проглотить меня, починить и наполнить собой до самого краешка. — Не смогу что-то изменить, если ты захочешь отступить, переиграть или передумать. — Он сжимает в кулаке ворот моей рубахи и тянет вниз, неумолимо и властно, а я слышу, как ткань трещит под его крепкими пальцами, и тяжело сглатываю.
Чувствую, как пульсирует и жжется под кожей волчья метка, как стягивается в животе раскаленный узел, вижу, как поблескивают на смуглой коже Халлтора крупные капли пота.
— Метка свяжет нас прочнее любых кровных уз, — волк не говорит — шелестит. Его голос похож на осенний ветер, на холодное море, набежавшее на песчаный берег. — Мы все разделим на двоих. Чувства, тела, мысли, жизни. Не будет тебя и меня — только “мы”. Единое существо, и даже Галакто не сможет забрать нас по отдельности. Лишь вместе.
Его слова промораживают меня до самого донышка, перетряхивают всю меня; комнатка стягивается в одну точку, и все, что вижу отчетливо, — синие глаза и окаменевшее, напряженное лицо волка, ждущего моего решения.
Тяну к мужчине руки, обвиваю мощную шею и прижимаюсь губами к напряженной челюсти, чувствую привкус соли; вдыхаю полной грудью, хочу пропитаться запахом Халлтора, врасти в него, проникнуть в кровоток, чтобы никто и никогда не смог вытравить меня из его мыслей и чувств.
Навсегда.
На веки вечные.
Кого-то эти слова могут испугать, но только не меня. И не сейчас.
— Не нужно ничего отматывать, я ни о чем тебя не попрошу и не буду жалеть. Потому что это ты, — шепчу так тихо, что Халлтору приходится наклониться. — Я все понимаю.
Волк набрасывается на меня с громким стоном, остервенело, дико, сметая на своем пути все преграды: рубашку, белье, мой тихий вскрик. Он впивается в мои губы с такой жаждой и так отчаянно, что я задыхаюсь, едва успеваю между поцелуями-укусами ухватить глоток воздуха.
Его желание настолько мощное, неудержимое, что на секунду я искренне пугаюсь, захлебываясь неутомимой страстью и жгучими ласками, от которых кожа горит огнем.
Это Халлтора отрезвляет. Он отстраняется, смотрит мне в глаза долго-долго, пристально — и вдруг подхватывает меня под ягодицы и переворачивается. Волк поднимает меня, как пушинку, и без видимых усилий устраивает на своих бедрах, прислонясь спиной к изголовью узкой койки. Он все еще в штанах, и внушительный бугор, натянувший ткань, вызывает у меня противоречивые чувства. Я отчетливо помню, какой он… там. Руки все еще помнят торопливые, стыдные прикосновения, когда мужская плоть обжигала ладони и так сладко подрагивала, стоило мне особенно сильно сжать пальцы.
— Ты будешь все контролировать, — вдруг говорит Халлтор, скользя взглядом по моей заалевшей от смущения коже.
Я? Но я даже не знаю, что должна делать…
Я задыхаюсь от неожиданности, когда широкие ладони скользят по моим бокам, нежно лаская грудь, сжимая ее до пряной судороги, до мурашек по коже, и ныряют вниз, где я уже настолько влажная, что становится невыносимо стыдно.
Халлтор даже не касается меня толком, а я уже готова броситься в омут, принять его полностью, доверив волку и тело, и душу. Пальцы скользят по пряной влаге, растирают вязкие капли и чуть проникают внутрь, растягивая, а мужчина сдавленно стонет, будто его ударили. В кобальтовой синеве сверкают молнии и такая томительная жажда, что у меня перехватывает дыхание. Толчки внизу становятся резче, протяжнее, на грани боли. Откидываю голову назад и прикусываю губу, чтобы сдержать крики и стоны. Где-то в дальнем уголке сознания все еще бьется мысль, что на корабле мы не одни, что где-то рядом Виго и его дочь, Фолки с женой.
Толчок. Такой острый и тягучий, что воздух вылетает из легких со свистом, а внизу сладкой раскаленной патокой растекается удовольствие. На глаза наворачиваются слезы, ощущений так много, что нет сил сдержать хриплые всхлипы, а ногти впиваются в плечи Халлтора, оставляя на смуглой коже полоски, словно красные атласные ленты.
Волк тихо порыкивает, прикусывает мои напрягшиеся соски острыми зубами и заглаживает языком легкую боль.
— Тебе хорошо, Нанна? — он осыпает поцелуями мои ключицы, скользит по коже, дышит тяжело и жадно, будто хочет напиться моим запахом, а толчки внизу не прекращаются, мешая мне сосредоточиться, доводя до безумия и унизительного поскуливания. — Иди сюда…
Он подтягивает меня ближе. Так близко, что я прижимаюсь грудью к его коже, почти обжигаюсь и едва дышу ведь наши с Халлтором взгляды разделяет всего пара дюймов. Мои ноги широко разведены, и стоит только чуть опуститься, как я чувствую подрагивающую бархатистую плоть, прижатую к животу.
Время застывает. Замирает, как насекомое в янтаре.
Халлтор сжимает мое бедро и чуть приподнимает, не отводя взгляда. Сердце прошивает холодная иголка страха, но бережное поглаживание по щеке успокаивает меня, а волк что-то нежно бормочет, покрывая шею вкрадчивыми поцелуями.
Это же Халлтор.
Он не сделает мне ничего плохого.
— Помни, ты все контролируешь, — выдыхает волк жарко и стискивает зубы с такой силой, что вот-вот должен послышаться треск. Чуть-чуть опустив меня вниз, Халлтор касается моего лона массивной влажной головкой. — Проклятье, Нанна! Какая ты горячая…
Всхлипнув, я чуть подаюсь вниз, изо всех сил держась руками за плечи мужчины. Халлтор подкидывает бедра, совсем немного, только для того, чтобы растянуть меня больше, а у меня глаза закатываются и коленки дрожат так сильно, что я боюсь не удержаться и рухнуть вниз всем весом. Хватка на моем бедре становится крепче, пальцы впиваются в сливочную плоть так, что завтра наверняка появятся синяки, но по сравнению с чувством невыносимого сладкого растяжения внизу меркнет любая боль.
Еще чуть-чуть…
Волк замирает, хотя не вошел даже наполовину. Внизу все скручивает остро-сладкой судорогой — его так много, что хочется либо освободиться от невероятного давления, либо уже принять до самого основания. Я задерживаю дыхание и ловлю помутневший взгляд Халлтора. Он закусывает губу так сильно, что по подбородку вниз медленно стекает крупная алая капля.
Обхватываю его лицо дрожащими ладонями и осторожно слизываю кровь, сама от себя не ожидая такой странной ласки.
— Нанна…
В его голосе — самая настоящая мука и, крепко зажмурившись, я расслабляю колени и безжалостно опускаюсь вниз.
Внутренности будто прошивает раскаленной иглой. Боль настолько шокирующая, что я на мгновение теряю связь с реальностью и повисаю на волке, пытаясь перевести дух. Впиваюсь зубами в крепкое плечо и тихо рычу, сжимаюсь внутри, выбивая из Халлтора короткий стон.
Его ладони скользят по моей спине, оглаживают ягодицы, успокаивают. С губ срываются нежности вперемешку с полными страсти вдохами.
— Какая ты… тесная, — он впивается в мои губы сочным поцелуем и двигается, короткими толчками разжигая новое пламя.
Боль медленно отступает, а внутри отчетливо пульсирует мужская плоть. Голова кружится от нахлынувших чувств, слезы текут по щекам, оседают на языке горьковатой солью.