— А вот крохотная душа внутри тебя не может так сделать. Она от тебя полностью зависит.
Непонимающе моргаю и перевожу взгляд с Филина на мага и обратно.
Фолки скрещивает руки на груди и закатывает глаза.
— Мне правда нужно тебе рассказывать, откуда дети берутся, принцесса?
Мне кажется, что глаза от удивления вот-вот лопнут, и неосознанно кладу ладони на живот. Как такое возможно? Ведь у нас с волком было-то всего один раз… а на ум все приходят случайно подслушанные разговоры матушки и ее закадычных подруг о том, как порой тяжело бывает зачать.
Сумасшествие какое-то…
— Так что кушать придется хорошо, — тянет Фолки и ставит передо мной миску с мясной похлебкой. — И подумать о том, что когда — заметь, я говорю “когда”, а не “если” — твои родители очнутся, их должна встретить здоровая и счастливая дочь и внук, а не уничтоженная, раздавленная виной тень.
— О чем вы тут болтаете?
В кухню входит Халлтор, и его мрачный потерянный взгляд вызывает у меня непреодолимое желание обнять волка, прижаться к его груди и погладить растрепанные темные волосы. Кобальтовая синева кажется почти черной, а в глубине зрачков плещется беспокойство.
— О том, что ты сильно опозорился!
Брови Халлтора ползут вверх от удивления, а Фолки хлопает его по плечу и хохочет так самозабвенно, что губы сами растягиваются в улыбке.
— Эх, папаша, паршивый у тебя нюх! Почем я знаю все раньше, чем ты, м?
Филин прячет широкую улыбку и, подмигнув мне, протягивает столовые приборы, а через секунду эти двое просто в воздухе растворяются, оставив меня один на один с совершенно ошарашенным волком!
— Нанна!
— А я что? — лепечу смущенно. — Я ничего… я не знала…
Халлтор подхватывает меня на руки и зарывается носом в волосы, вдыхает жадно и жарко, сжимая в объятиях с такой силой, что трещат кости.
— Любимая моя, — шепчет он, осыпая мое лицо и шею быстрыми голодными поцелуями. Будто все эти дни, полные сомнений, вины и сожалений, мне просто приснились. — Нанна, я…
— Прости меня! — порывисто обхватываю мощную шею руками и прижимаюсь губами к губам волка. — Не вини себя и прости, что так себя вела. Ты не виноват, слышишь? Это все — не твоя вина. Я не хочу, чтобы ты так думал, мне стоило сказать это раньше, но я не могла привести мысли в порядок, не могла…
— Милая, — он опускается на стул прямо так, со мной на руках, и берет ложку. Собирается кормить меня, как ребенка? — Я хотел дать тебе время. Не знал, сможешь ли ты быть со мной после всего.
В его голосе столько боли и горечи, что я не могу сдержать слез. Они медленно текут по щекам и падают на крепкое плечо Халлтора.
— Я люблю тебя, Нанна, — шепчет он мне в волосы, — я любил тебя уже тогда, когда только впервые почувствовал, что ты есть такая, что ты где-то ждешь меня. И мы обязательно вернем твоих родителей. Мы сделаем все, что только возможно, я тебе обещаю.
— Я знаю. — Объятия мужчины кажутся такими надежными и теплыми, что глаза сами собой закрываются. Все-таки в последнее время я отвратительно сплю. — Я тебе доверяю.
— Вот и умница, — хмыкает волк.
Он укачивает меня, нежно гладит и целует так бережно, точно я сделана из хрусталя и вот-вот рассыплюсь в его руках мелкими осколками, стоит только надавить чуть сильнее.
Волк кормит меня с ложки, не позволяя касаться приборов, сам вытирает мои губы мягким кухонным полотенцем, а потом уносит наверх.
В комнате, которая уже не кажется такой холодной и мрачной, как раньше, он любит меня, собственным телом выстраивая прочные мосты от сердца к сердцу, заставляя меня хватать пересохшими губами воздух, впиваться ногтями в мощные литые плечи, плакать и умолять о все новом и новом удовольствии.
Он бережно стирает слезы с моих щек и нашептывает на ухо признания, от которых медленно закипает кровь; проникновенными ласками он разжигает пламя в каждой частичке моего тела, поднимает вверх, к колючим звездам и не позволяет упасть в темноту, каждый раз окрашивая мир вокруг новыми разноцветными вспышками. А когда сил уже не остается, он укутывает меня в покрывало и укладывает на своей груди, мягко перебирая пальцами влажные пряди на моем затылке.
— Завтра мы вернемся в твой дом, — говорит волк тихо, а меня хватает только на слабый кивок и невнятное бормотание. — Все будет хорошо, Нанна.
Я засыпаю с улыбкой на губах и надеждой в сердце.
Потому что не могу не верить этому сильному мужчине.
Все будет хорошо. Не может быть иначе.
— У меня для тебя простое задание, принц.
От этого слова Виго пробирает крупная дрожь. Отвращение мешается со странным пряным холодком, сдавившим корень языка, а ядовитые слова медленно умирают, так и не сорвавшись с губ.
Темноволосый мужчина вальяжно потягивает густое красное вино и смотрит на Виго с таким выражением, будто перед ним — таракан, которого маджа вынужден терпеть.
В его глазах столько презрительного превосходства, что тигру становится тошно, хочется выхватить меч и кромсать до потери сознания, но он не может этого себе позволить.
Стража здесь повсюду, и где-то в подземельях внизу заперта его дочь. Ублюдку достаточно просто кивнуть — и ей перережут горло.
Тронный зал купается в полумраке, и тени здесь — полноправные хозяева. Никакие благовония и ароматные масла не могу скрыть запахи смерти и тления, что лезут из каждого уголка.
— Если задание такое простое, то зачем тебе я?
— Потому что… объект, который тебе предстоит забрать, живет за Ванжарской стеной. И сунуться туда может либо псих, либо бессмертный, так что именно для тебя — задание пустяковое, — мужчина отставляет кубок в сторону, и его тотчас наполняют снова. Красная ароматная жидкость похожа на кровь, и ее плеск вызывает дрожь в позвоночнике.
— Старейшина племени предупрежден о твоем визите, — маджа подпирает голову рукой и демонстративно прикрывает глаза, будто весь этот разговор для него невыносимо скучный, — заберешь то, что принадлежит мне по законам пустыни, вернешься во дворец — и получишь обратно свою дочь.
— Откуда мне знать, что ты не прикончишь нас сразу же, как я выполню задание?
А ведь так и будет! Все это очень похоже на самую обычную ловушку.
Тонкие губы растягиваются в ленивой улыбке, обнажая острые клыки. Обезображенное лицо — наполовину демоническое, наполовину человеческое — идет волнами, как если бы кто-то бросил камень в спокойное озеро.
— Тебе придется верить мне на слово.
— Не слишком убедительно.
Маджа изгибает тонкую бровь.
— Торг тут неуместен, принц. Или ты выполняешь то, что я прошу, или… — он выразительно облизывается, отчего руки тигра сжимаются в кулаки, — твоя милая малышка попадет ко мне на стол. И это будет самое малое из того, что я могу с ней сделать. Ясно?
— Вполне, — цедит Виго.
— Тогда почему ты все еще здесь?
Повелительный жест рукой выводит из себя похлеще ругательств. Виго хочется вцепиться клыками в крепкую шею и рвать ее в клочья, разворотить грудь ублюдка и вырвать сердце, исполосовать его, уничтожить, развеять пеплом над миром, где этой мрази не место!
— И еще кое-что!
Виго замирает и пытается понять, какое еще условие выкатит этот сумасшедший.
— Груз должен остаться нетронутым. Ты понимаешь?
Нахмурившись, тигр кивает и отворачивается.
Он обо всем позаботится. Нетронутым так нетронутым — чтобы это не значило.
Все что угодно, только бы спасти Мерай.