– Но мы думали о наших отношениях в другом смысле.
– Ты говоришь о работе? Челси грустно улыбнулась:
– Неужели не понятно?
– У меня нет времени ходить вокруг да около, как и у тебя, малышка. Если ты хочешь иметь детей, то должна поторопиться.
– У меня еще есть время.
– Не так уж и много, если ты хочешь иметь здоровых детей. Риск увеличивается с каждым годом.
Неожиданно для себя – может быть, потому, что постоянно думала об этом – Челси сказала:
– Риск от возраста может быть минимальным при хорошем предродовом уходе, но есть еще и другой риск. Я ничего не знаю о своей наследственности.
Лицо Кевина помрачнело.
– С ней все в порядке. Я проверял.
– Как проверял?
– Спросил.
Челси поджала губы. Одно дело документы, а ни к чему не обязывающее «спросил» – совсем другое.
– Ты думаешь, что доведенные до отчаяния люди, не знающие, куда пристроить ребенка, обязательно говорят правду?
– Он сказал правду. Он знал, что за обман ему пришлось бы заплатить слишком дорого.
– Кому – ему?
Кевин раздумывал несколько секунд.
– Вальтеру Фритцу.
"Оставь это", – говорила одна Челси, но другая, более сильная Челси знала, что уже не остановится. Ей вспомнились те документы, которых так и не увидел Грехем, и теперь она была уверена, что Кевин знал гораздо больше.
Челси пристально смотрела в свой бокал. Светлое вино вспыхивало и искрилось, пока его поверхность не стала ровной, как зеркало.
– Ты прав. Если я собираюсь завести детей, мне нельзя медлить, но какая-то часть меня противится этому. Как я смогу быть хорошей матерью, если я не знаю, кто я?
– Ты знаешь, кто ты. Ты прекрасный человек, и воспитала тебя самая лучшая из матерей.
Челси предприняла еще одну попытку:
– И все же я чувствую себя неполноценной.
– Ты не будешь чувствовать себя так, если у тебя будет хороший муж и дюжина чудных детишек, – сказал он ободряющим тоном. – Ты забудешь обо всем, что тебя волнует сейчас, и поймешь, что страхи твои были напрасны. Ты станешь полноценной женщиной. И Карл будет счастлив. Том, Сесил и я – все мы будем счастливы, как и Эбби, если бы она была жива. Я знаю, она хотела, чтобы ты вышла замуж за Карла.
– Так нечестно, – с трудом произнесла Челси, словно какая-то боль сдавила ей горло.
– Честно. Это просто здравый смысл. Вы с Карлом – идеальная пара. Не знаю, чего ты еще ждешь.
Кевин видел мир в черно-белых тонах, он не усложнял жизнь. Другие оттенки были трудно уловимы для него, – возможно, работа в больнице сделала его таким. Кто-то должен принимать решения: проводить анализы или не проводить, назначить операцию или не назначить.
Они видели мир по-разному. Челси различала оттенки. Где-то далеко, как будто на дне пропасти, Челси видела множество людей, чья кровь текла и в ней, только она никак не могла рассмотреть их лиц.
Но Кевин не мог этого понять. Его лицо стало еще более мрачным.
Пытаясь развеять его тяжелые мысли, она сказала:
– Может быть, все так и получится. Может быть, мы действительно идеальная пара. И тогда, возможно, мы устроим роскошную свадьбу с умопомрачительным белым платьем, трехэтажным тортом и с шампанским, которого хватит, чтобы затопить весь клуб.
Морщины на лбу Кевина разгладились.
Он поднял свой бокал в молчаливом тосте одобрения.
– Но только с одним условием, – сказала та, другая Челси. – Ты должен помочь мне. Ты должен посмотреть правде в глаза. Ты должен поставить себя на мое место. Будь то правильно или неправильно, хорошо или плохо – это касается меня. Если тебе известно больше об обстоятельствах моего рождения, то я бы хотела услышать все.
Кевин опять потянулся за своим виски, который он только что поставил на стол. Когда на дне бокала остались только кубики льда, он медленно поставил его на подлокотник софы. Почувствовав, что алкоголь прибавил ему смелости, он посмотрел ей в глаза:
– Я ничего не знаю и не хотел знать. Ты была нашей с самого начала. Мы взяли тебя с кровати, на которой ты родилась, и с того дня ты стала нашей дочерью. Я не хотел, чтобы кто-то пришел за тобой, и потому я лично проследил за уничтожением всех записей.
Челси поперхнулась:
– Все записи?
Она могла поверить, что бумаги из архива Вальтера Фритца ей уже никогда не придется увидеть, но она надеялась, что сохранились другие документы.
Кевин кивнул головой, и, к своему ужасу, она поверила ему.
– И судебные свидетельства? – спросила она слабым голосом.
– Все!
– Но как?
– Взятка.
– О папа!
– Это касается только меня, – сказал он, возвращая ее слова. – Будь то правильно или неправильно. Хорошо или плохо. Ты моя дочь. Я люблю тебя. Я не хочу, чтобы ты строила воздушные замки и страдала от этого.
– Это не воздушные замки, – запротестовала Челси. – Это тени, и они будут преследовать меня, пока я не смогу разглядеть их достаточно ясно.
Она старалась убедить себя, что он солгал ей:
– Должно же хоть что-то остаться в Норвич Нотче. В больнице наверняка сохранились записи.
– Ты родилась в частном доме.
– Там должен был быть доктор.
– Тебя принимала повитуха, и ей хорошо заплатили за молчание.
– Я заплачу ей больше, – сказала Челси первое, что пришло ей на ум, и тут же пожалела о своих словах.
Кевин сразу же стал словно чужим. Он поднял голову и расправил плечи. Казалось, какая-то тень мелькнула в его глазах:
– Мне бы не хотелось, чтобы ты это делала, – сказал он с усилием.
– Я хочу знать, – прошептала она, не уверенная, что напугало ее больше – его внезапная отчужденность или то, как ожесточенно он обрывал любую ниточку, по которой она могла выбраться из мучительной неизвестности. – Ты поступаешь несправедливо. Там моя кровь, моя генеалогия. Я взрослый человек. Я имею право знать, кто я.
– Можно подумать, до сих пор тебя лишали этого права. Но, ради Бога, тогда что означали все твои прежние выходки?
– Я хотела знать. Я постоянно думала об этом. Он тяжело вздохнул и покачал головой:
– Знаешь, Челси, каждый день на моих глазах умирают люди, и это зрелище не из приятных. Я вижу людей, готовых отдать все, чтобы быть счастливыми и здоровыми, как ты. Но тебе этого мало. – Он взглянул на нее так, словно видел ее впервые. – Чего тебе не хватает?
Она не ответила. Она просто не могла. В ее горле застрял комок, а сердце болезненно сжалось. Кроме того, она уж все ему сказала.
Как будто прочитав ее мысль, Кевин резко поднялся с софы:
– После всего, что мы сделали для тебя, после всего, что мы разделили с тобой, твоя навязчивая идея узнать о кучке абсолютно чужих для тебя людей – это плевок в душу. Эбби не заслужила его, Челси, так же как и я.
Со слезами на глазах она умоляюще протянула к нему руку:
– Ты ничего не понял.
Он открыл и закрыл свои карманные часы, не взглянув на циферблат:
– Пожалуй, я откажусь от ужина. Я не очень голоден. Она хотела извиниться, но он уже повернулся и пошел к выходу.
Челси чувствовала себя опустошенной. С того самого вечера, как они расстались с Кевином, как будто что-то оборвалось у нее в душе. Она знала, что он хотел наказать ее и что он был неправ. Она также знала, что должна сказать ему об этом, и она бы так и сделала, если бы Кевин не был ее отцом. Она боялась еще больше увеличить разрыв между ними.
Карл, казалось, был послан ей самим Богом. Он не только поддерживал связь с Кевином, но и, как никто другой, мог утешить ее. Почти все свое свободное время они проводили вместе и были близки как никогда. Правда, разговор о женитьбе больше не возникал. Они еще не были готовы к любви.
– Сексуальные отношения, – сказала Челси Сидре Саперштейн, обдумывая, с какой стороны ей подступиться к этому вопросу.
Сидра была психотерапевтом. Они познакомились в клубе здоровья и вот уже пять лет вместе занимались бегом. За это время они стали настоящими друзьями. Их жизни больше никак не пересекались – ни общих друзей, ни любовников, ни профессиональных интересов, – им было легко откровенно делиться друг с другом своими чувствами.