За праздничными тостами незаметно подкрадывается время салюта. Размахивающая бенгальскими огнями костюмированная толпа в медленном ритме стекается на площадь к главной горнолыжной трассе в предвкушении зрелища. Местный Дед Мороз в микрофон громогласно начинает знаменательный обратный отсчет. Его подхватывает разгоряченная публика. Хором мы поддерживаем Деда Мороза. За секунду до полуночи на площадь опускается тишина, наполненная энергией грядущих перемен, и, как только стрелка часов принимает вертикальное положение на циферблате, воздух разрывает мощный залп. Небо озаряется сотнями сверкающих огней фейерверка. Цветные брызги переливающимися волнами заливают небесный холст в радиусе всего курорта.
− С новым годом! − восторженно чокаюсь я бокалом шампанского со всей нашей дружной компанией.
− С новым счастьем, любовь моя! − сжимает меня в объятиях Гавриил. − Я исполню любое твое желание. Загадай и скажи мне.
Я встаю на цыпочки и дотягиваюсь до его уха:
− Мое заветное желание − быть вместе с тобой вечно.
Он убирает прядь моих волос за ухо и интимно шепчет в ответ:
− Будет исполнено, душа моя.
Наше обоюдное согласие скрепляется долгим глубоким поцелуем. Чуть позже Гавриил, сам того не ведая, осуществляет мое второе желание. Он внушает диджею поставить песню «Вечная любовь» и галантно протягивает мне руку:
− Госпожа Воронцова.
− Господин Гробовой, − как положено, принимаю я приглашение на медленный танец.
Гавриил традиционно кладет одну руку мне на талию, другой поддерживает мою ладонь. На фоне других танцующих пар, диковинно обжимающихся и трущихся телами друг о друга, наша импровизация неприлично культурна.
− Господин Гробовой, вы − истинный джентльмен, − делаю я ему комплимент, с легкостью следуя его ведению.
− Обычно я не танцую, Ева, − Гавриил − сама скромность во плоти, на последний аккорд он низко склоняет меня в изящном па. − Моя девочка, мне нравится танцевать с тобой. Ты такая ведомая. Сегодня ночью будешь танцевать на мне.
Я вспыхиваю и застенчиво моргаю:
− Гавриил Германович, вы все-таки неисправимый совратитель.
По праздничной программе взрыв дымовых шашек знаменует начало огненно-пиротехнического представления. Под оркестровые звуки взбудораживающего хорового пролога «О, Фортуна» оратории Карла Орфа заснеженный склон с помощью светодиодного изображения превращается во вращающуюся платформу Колеса Фортуны. Доселе бурно голосящая публика замолкает под воздействием силы искусства. Из снежных кулис на судьбоносную арену одни за другими выныривают эшелоны фристайл-лыжников. В ломаной хореографии марионеток спортсмены на кантах оттачивают искусство карвинга и акробатики. В руках танцоров лыжного балета горят веера, на головах дымятся цилиндры, в костюмы вшиты светодиоды, превращающие их в приземлившихся на снег инопланетян. В сверкающем свете пиротехники красочное шествие возглавляет покрытый световозвращающейся краской гусеничный ратрак. На крыше кабины восседает гигантская крылатая кукла богини Фортуны. Неотвратимая Царица Случая нянчит рог изобилия, из которого дождем сыплются огненные искры.
− Тебя тоже с праздником, Герман, − сухо отвечает Гавриил на звонок айфона, отходя в сторонку. − На карнавале… Все верно, покушение… Не знаю. Узнаю − четвертую. У тебя что-то срочное?.. Каким образом?.. Ты же все продумал заранее. Пережал мне кислород. Я не волен поступать по своему усмотрению.
Из обрывков фраз у меня складывается смутная картина сути телефонного разговора − отец проверяет, не блефует ли его сын. Гавриил играет в «русскую рулетку». Ложь откроется − и Гробовой-старший сотрет их с Никитой в порошок.
С постным выражением лица Гавриил слушает отца, но в конце разговора белеет, словно увидел призрака.
− Любимый, все в порядке? − утешающе прижимаюсь я к нему.
Гавриил не обнимает меня и ничего не говорит, на нем нет лица. Спустя долю секунды он вдруг обхватывает мое лицо ледяными ладонями и целует в губы. Его порывистый поцелуй больше походит на крик о помощи утопающего, чем на страсть влюбленного мужчины.
− Я люблю тебя, Ева, − признание Гавриила звучит покаянием перед казнью. − Умоляю, скажи, что любишь меня.