Покойник остановил на мне взгляд маленьких красных глазок и мучительно застонал. От этого стона кровь у меня в жилах заледенела. Я часто читала эту фразу в книгах о привидениях и прочей средневековой мистике, но только сейчас поняла, что это такое — когда кровь леденеет в жилах… Надо сказать, ощущение ужасное!
Во всех фильмах ужасов поднимающиеся из гроба мертвецы страшно стонут, но по сравнению с тем, что я услышала сейчас, все эти киношные стоны — просто веселое детское пение на лужайке! В этом стоне была такая непереносимая мука, что мне, честное слово, стало жалко этого покойника, при том, что я, само собой, не чувствовала к нему никакой симпатии.
Я попыталась вырваться из его руки, но он сжимал меня с нечеловеческой силой. Рука его, как и положено руке мертвеца, была ледяной.
— Помираю! — простонал мертвец.
Надо сказать, что трудно представить более глупое заявление в устах покойника. Я хотела ему возразить, что он уже и так умер и умереть второй раз у него вряд ли получится, но язык у меня от страха примерз к гортани, или присох… в общем, я не смогла издать ни звука.
— Помираю! Помоги, дочка!
Интересно, чем я могу ему помочь? Побрызгать на него святой водой? Отслужить по нему панихиду?
Словно поняв, что мне необходимо какое-то уточнение, оживший мертвец едва слышно простонал:
— Пива! Пивка бы бутылочку!
Эта просьба повергла меня в еще большее удивление. Ни в одном рассказе о привидениях, оборотнях и живых трупах мне не приходилось слышать, чтобы они пили пиво. Человеческую кровь — это пожалуйста, но оживший мертвец с банкой «Невского классического», «Туборга» или «Балтики номер пять» — согласитесь, это удивит кого угодно!
И вот, когда я одновременно тряслась от страха и удивлялась, входная дверь морга открылась, и на пороге появился Семеныч.
Увидев ожившего покойника, санитар нисколько не испугался и даже не удивился, как будто ему приходилось наблюдать такое зрелище ежедневно, и укоризненно проговорил:
— Кузя, ну чего ж ты, блин горелый, делаешь? Ты же девушку напугал, а она и так едва живая! Ты зачем ее схватил?
— Помираю! — снова начал «покойник» прежнюю песню. — Помираю! Пивка бы!
— Понятное дело — помираешь! — согласился покладистый санитар. — А нечего было настойку овса растворителем запивать! Выпил бы настоечки — и хорош, самое милое дело, так ты еще этим растворителем усугубил…
— Так не хватило же… — простонал Кузя. — Душа требовала…
— То-то, требовала! — Семеныч укоризненно покачал головой. — А теперь вот маешься! Да еще и девушку напугал!
Кузя наконец отпустил мою руку, и я отскочила подальше от него, все еще трясясь от страха.
— Так он… не покойник? — наконец смогла я задать Семенычу мучивший меня вопрос.
— Кузя-то? Нет, пока что не покойник, хотя я его уж раза четыре с того света вытаскивал! Потому как пьет что ни попадя… а что на столе тут кемарил, так то понятно: устал человек и вздремнул где пришлось. А тут даже культурно: места свободного сколько хочешь, простыночкой накрыться можно…
— Тебе хорошо говорить! — плаксивым голосом проговорил Кузя, спустив ноги с металлического стола. — Тебе тут и родственники, которые понимающие, завсегда угощение принесут, и доктора иногда плеснут спиртика медицинского… буржуй, одно слово!
Я не стала дожидаться, чем закончится эта увлекательная беседа, и скорее выскочила на улицу.
От спертого, удушливого воздуха покойницкой и от перенесенного стресса мне снова стало хуже, но свежий воздух и движение помогли справиться с дурнотой.
Через четверть часа я уже шла по проспекту Римского-Корсакова.
Дом номер четырнадцать когда-то был красивый, шестиэтажный, с лепным фасадом и статуями, поддерживающими многочисленные балконы. Шестиэтажным он, конечно, остался, но вот от былой красоты остались одни воспоминания. Большая часть лепнины с фасада обвалилась, балконы тоже находились в угрожающем состоянии, у статуй недоставало где руки, а где и головы. Я отыскала нужный подъезд и поднялась на четвертый этаж, где находилась двадцать шестая квартира. Лифт, точнее, тесный гроб, подвешенный в решетчатой шахте, не работал, да я бы и побоялась им пользоваться.
На четвертом этаже находились всего две квартиры — нужная мне двадцать шестая и почему-то одиннадцатая. Такой странный порядок очень распространен в старом фонде, тут иногда вообще невозможно найти то, что ищешь, и я порадовалась, что так быстро нашла квартиру О. Л. Сережкиной.
Как выяснилось, радовалась я зря. На мои звонки никто не торопился выйти, хотя я отчетливо слышала, как трель разливается по квартире. Судя по всему, дома просто никого не было.