-Правосудие - это смутный идеал, нечеткий и труднодостижимый. - сказал департаментский тусклым, устало - равнодушным голосом.
-Суд должен быть милосердным, не основывать свое суждение на чьем-то мнении, он должен быть независимым. Его миссия - установить беспристрастную истину.
-То, что кого - то ухлопали - не такое уж и событие. Цинично? Не обращайте внимания.
-Всегда ли так было?
-Обратимся к истории. - департаментский пожал плечами.
-Опыт истории учит. Это верно. - сказал прокурор глухо, в пол, не поднимая глаз. - Но верно и то, что обращение к истории таит в себе опасность соблазна. Всегда есть соблазн успокоить себя тем, что когда - то «нечто подобное уже было», удовлетвориться аналогиями и не заметить тех особенностей новых явлений, без осмысления которых нельзя успешно бороться со злом. Именно потому, что террор превратился в средство борьбы, прежде чем давать ему общую оценку, необходимо выяснить себе, можно ли средства борьбы подразделять на справедливые и несправедливые, или цель оправдывает средства? Оказывается, что такое подразделение возможно, если внести небольшую поправку. А именно, слово справедливый заменить словом дозволенный. И тогда можно будет говорить о дозволенных и недозволенных средствах борьбы. Подобно тому, как боксеру дозволено бить по челюсти противника, но нельзя ударить ниже пояса. Можно стрелять из пулемета, но нельзя использовать отравляющий газ. Можно бомбить города аэропланами и дирижаблями, и убивать здоровых людей, но нельзя бомбить госпитали, где находятся раненные. Можно вешать собственных граждан, но нельзя приставлять к стенке пленных.
-Ну, да, ну, да…
-Справедливость и дозволенность вещи разные. Справедливость в отличие от дозволенности моральная, а не юридическая категория. Чувство справедливости связано с совестью, а следовательно - с религией. Какой бы совершенной ни была правовая система, она не сможет предусмотреть наказания на все случаи несправедливости. Следовательно, в любом обществе, даже в самом правовом, возможны и даже неизбежны бунты отдельных личностей и групп. Поскольку бунт этот может проявиться и в виде протеста, и в виде акта террора, и в виде организованного восстания, то важно лишь то, насколько справедлив данный акт террора, данный протест и данное восстание.
-Ого! - департаментский чиновник даже цокнул языком, но непонятно было, то ли пренебрежительно, то ли с иронией, то ли с легким чувством зависти к отчетливым прокурорским формулировкам. - А вы понимаете, что в попытке найти критерий справедливости для того или иного движения, для оправдания одного и осуждения другого бунта, вы вступаете на скользкий путь?
-Если бы нам удалось найти ключ к объективным оценкам тех или иных общественных движений, то нам удалось бы показать, что террор может быть справедливым, как может быть несправедливым восстание или взрыв бомбы на рынке.
-Где же искать основу для справедливости?
-Известно, что проблема эта сложна и до конца не решена.
-Кто же может воспитать или обуздать наши чувства? - спросил департаментский.
-По всей видимости, религия. Но не та канонизированная религия, которая уподобляясь закону, говорит что можно и чего нельзя делать, а та, которая порождает раскаяние и дает познать счастье самопожертвования. - прокурор небрежно кивнул на священника. - В религиозном духе воспитанные чувства могут ошибиться в оценке добра, красоты и справедливости, но не могут ошибиться в идее добра и справедливости. Значит и бунт таких чувств будет продиктован справедливостью.
-К чему вы клоните?
-Единственное, что мы можем сегодня сделать, это создать общественное мнение и атмосферу, с повышенной вероятностью справедливых бунтов, то есть атмосферу, где справедливые бунты преобладают над несправедливыми. И уж если террор является одной из форм бунта, то необходимо, по крайней мере, лишить его самого страшного зла, а именно сделать так, что бы в нем гибли совершенно невинные люди.
-Мне страшно слышать от вас подобное. - тихо сказал департаментский, поскучнев и посерьезнев. - Я, кажется, погорячился, когда посмел утверждать, что вы рефлексировать не станете. Оказывается, рефлексируете, да еще как! Вы предлагаете, за компанию с вами, наивно полагать, что возможно вообще освободиться от террора? Для распространения террора существуют по крайней мере несколько причин. Назвать вам их?