Гальперн вырос в семье преуспевающего адвоката, чье внезапное обогащение явилось результатом не вполне честного труда и незаурядной предприимчивости. Его отец прославился участием в крупных делах акционерных обществ и банков, он получал громадные гонорары. Ему принадлежала восьмикомнатная квартира с окнами на Театральную площадь, в богатом доме. Александр Яковлевич придерживался умеренно - левых взглядов, как и многие его соплеменники, которые не могли встать в оппозицию царскому режиму. Гальперн некоторое время (по протекции отца) работал на британскую торгово - дипломатическую миссию в Москве, завел прочные связи в дипломатическом корпусе, затем стал советником московского отделения сионистского банка «Еврейский колониальный трест».
Вообще, весь район Спасо - Наливковских переулков был создан для удобства надзора за проституцией, впрочем, распревеселые непотребные дома (их на Москве оставалось немного, будущее оказалось за «индивидуалками»), по прошествии времени расселились по всему городу, и разврата в первопрестольной стало поменьше…
…Красные трубки протянулись сверху вниз и во всю длину здания. В прямых красных полосах вились причудливые изгибы букв. Свет трубок был неподвижный и мертвый, но казалось, что в них что - то быстро - быстро мелькает... Мужчина остановился, выругался…Он всегда не любил эти трубки, но теперь ему их свет показался зловещим - как будто он вливается в него и что - то в нем разлагает, свертывает...
Мужчина обернулся и увидел за полосами дождя маленького человека с узким лицом. Мужчина свернул налево, где в переулке мерцало с десяток машин - все черные, кроме одной, - синего «Олдсмобиля». Зарычал сорокасильный движок - шоффер заметил его. На полпути к машине мужчина остановился и глубоко вздохнул, чтобы унять сердце. Не тут - то было: открылась взору картина, соответствующая кварталу - на одной из скамеек женщина в мужском пиджаке внакидку оседлала тощего, хилого очкастого юношу; сжимая его бедрами, сверкающими белизной, сверху впивалась ему в губы - запрокинутому и робко придерживающему на ней пиджак. А где - то неподалеку, взирая на сие непотребство, голосил какой - то всклокоченный старик:
-Ах, босило! Скубент! Гуляка! Молоко не обсохло на губах, а туда же, к девке за пазуху лезешь!
Пятница. В лето 7436 - го года*, месяца сентября в 3 - й день (3 - е сентября 1927 - го года). Седмица 14 - я по Пятидесятнице, Глас седьмый.
Москва. 2 - й Спасо - Наливковский переулок. Меблированные комнаты Общества гигиенических дешевых квартир для еврейского населения.
…Виктор Николаевич Татищев, исполнявший должность заведующего «английским столом» Четвертого отделения Департамента Государственной Охраны, секретного, осуществлявшего контршпионаж против разведок и спецслужб иностранных государств, а также наблюдение за иностранными представительствами и надзор за иностранными подданными на всей территории Российского государства, шагнул к машине, и тотчас откуда - то вынырнул шоффер, Филипп Медведь, преданный, неизменный, служивший уже лет пять. Шоффер устремился вперед, открыл дверцу перед Татищевым, потом закрыл ее и на немецкий манер щелкнул каблуками.
Татищев недовольно поморщился:
-Филипп, что ты все время каблуками норовишь щелкнуть? Оригинальничаешь?
-Не могу знать, ваше высокобродь. - дурашливо ответил Медведь, заводя машину. На правах «своего» человека в ближайшем окружении подполковника, он иногда позволял себе фамильярничать с начальством. Впрочем, меру знал, лишнего не позволял...
-Куда поедем, Виктор Николаевич? - спросил Медведь.
Татищев глубоко вздохнул.
-Устал, страсть как. Кофе хочется, - сказал он, - И побольше. Поедем - ка, Филя…В…
-Не домой? - шофер повернулся и вопросительно взглянул на своего патрона.
Татищев покачал головой:
-Какой там домой…
Шоффер зашуршал какими - то свертками…