Даже в полумраке прихожей было видно, как Бардин покраснел.
– Ах… Ну да… Конечно же… – невнятно забормотал он, отводя глаза.
Что он там высматривал, было неясно, но я стояла спокойно и терпеливо ждала, когда же наконец этот любитель старинной живописи придет в себя и пригласит меня войти. Ждать пришлось долго, что было вполне понятно: визита он не ожидал, и пережить мое появление ему было не просто. Наконец Бардин взял себя в руки и через силу произнес:
– Прошу.
Приглашение прозвучало холодно. В нем отсутствовал даже слабый намек на приветливость, и это, признаться, огорчало. В конце концов, не я его обворовала, а он меня. Хотя претензий у меня к нему не было (не мне клеймить других, коли сама, случалось, грешила), однако, как ни крути, Бардин был передо мной в долгу, и хотя бы из вежливости ему следовало изобразить доброжелательность. А он между тем совершенно не скрывал своей обиды на меня.
«Не умеет проигрывать», – с сожалением заключила я, теряя к нему последние капли интереса.
Честное слово, если бы не дело, повернулась бы спиной к этому слабаку и в ту же минуту забыла бы о его существовании. Желание так и поступить было огромным, но я решительно шагнула через порог, потому что то, ради чего я явилась, было важнее всех моих чувств и эмоций, вместе взятых.
Двигаясь по пятам за хозяином вглубь квартиры, я опять поразилась царившей в ней мертвой тишине.
«Нет, все-таки он живет один», – подумала я, и в тот же момент одна из выходящих в коридор дверей неожиданно приоткрылась. В образовавшуюся щель высунулась заспанная физиономия молоденькой девушки в легкомысленном домашнем халатике.
– Я слышала звонок… – только и успела она сказать, как Бардин грубо шикнул на нее:
– Закрой дверь. Это ко мне.
Голова девушки молниеносно скрылась, а Бардин смущенно покосился на меня.
– Ваша дочь? – невинно поинтересовалась я, с удовольствием наблюдая, как он меняется в лице.
– Жена.
Эта миленькая сценка, невольным свидетелем которой я стала, бесповоротно поставила точку в моем отношении к непревзойденному знатоку Веласкеса. Что касается самого Бардина, то настроение у него было окончательно испорчено, и в результате меня не то что чаем не стали угощать, мне даже присесть не предложили. Не успели мы войти в кабинет, как Бардин тут же полез в шкаф, извлек из его недр мой футляр и как ни в чем не бывало пробормотал:
– Извольте получить.
Пока я со всех сторон придирчиво осматривала свою собственность, Бардин глядеть на меня избегал, косил глазами в сторону и явно томился. По всему было видно, ему очень хотелось, чтобы я прихватила возвращенное мне имущество и без промедления исчезла. В мои планы, однако, столь быстрое расставание не входило, поэтому я водрузила футляр на стол и сварливо поинтересовалась:
– Надеюсь, все цело?
Заслышав мой голос, Бардин нервно вздрогнул и усилием воли заставил себя посмотреть мне в лицо.
– В каком смысле? – слегка севшим голосом проскрипел он.
– В широком, – язвительно ухмыльнулась я в ответ.
Бардин деликатно кашлянул, прочищая горло, и с видом оскорбленной добродетели заявил:
– Что касается кофра, то с ним все в абсолютном порядке. Я был предельно аккуратен. А если речь идет о картине, так вам доподлинно известно, что ее там не было.
– Как это не было? – грозно нахмурилась я. – Вы сперли у меня футляр с картиной внутри! И не нужно отпираться!
При слове «сперли» Бардин страдальчески поморщился. Оно было явно не из его лексикона и, как я и рассчитывала, больно резануло рафинированный слух любителя прекрасного.
– Да-да! И не нужно гримасничать! Именно так это и называется! Вы мое имущество сперли! – зловредно повторила я, с удовольствие смакуя так покоробившее Бардина словечко.
Несомненно, в тот момент я в его глазах выглядела не лучшим образом. Наглая хабалка, напрочь лишенная тонких чувств и способная учинить грандиозный скандал по самому незначительному поводу. Не самая лучшая моя роль, но играла я ее с истинным удовольствием, потому что уже довольно давно хотела поквитаться с Бардиным и за свою глупую влюбленность в него, и за его недостойную настоящего мужчины пакостность.
В ответ на мое заявление Бардин сердито заявил:
– Вы не можете обвинять меня в том, чего я не делал! Я не брал Веласкеса! Его там попросту не было!
Я изумленно округлила глаза:
– Кто говорит о Веласкесе? Его там действительно не было, врать не стану, но была другая, тоже ценная картина.
– Ах, вы о той мазне? – презрительно скривился Бардин.