Протяжный крик прервал мои наблюдения. Двое в масках уже тащили отчаянно отбивавшуюся от них молодую японку к «дивану».
Третий, оторвав девочку от матери, тащил ее к «кровати».
По знаку Одэ все четверо мужчин, сопровождавшие женщин, тут же при всех разделись, оставшись только в коротких рубашках и ботинках.
— Можете полюбоваться, мадмуазель! — Одэ кивнул на голых мужчин. — Сейчас будет «прелюдия», в которой примете участие и вы. Начнем, пожалуй…
Два сильных и ловких палача, стащив с японки трусики и забросив платье ей на спину, уже пристегивали ее к «дивану». Нижняя часть живота ее оказалась прижатой к валику, а плечи и грудь — низко опущенными. Другой, нижний валик упирался ей в подбородок и приподнимал ее голову. Ноги были перехвачены у колен ремнями, сильно разведены в стороны и прикреплены к ножкам «дивана». Опущенные вниз, как бы обнимавшие стол, руки также были прихвачены ремнями. Наконец, широкий ремень, наброшенный на нижнюю часть спины и туго стянутый, плотно прижал ей живот к столу и еще выше приподнял ее задницу.
Японка продолжала кричать, биться, но изменить положение своего обнаженного зада не могла.
К ней приблизился один из четырех, невысокого роста, с мрачной физиономией японец, стал позади нее и принялся ощупывать ее бедра. Его член напрягся.
Другой, из той же группы, лег спиной на «кровать», поставленную перед глазами привязанной к «дивану» японки, и тотчас на него положили девочку, предварительно оголив ее ноги и таз. Ее привязали так, что она казалось, обняла руками и ногами лежавшего под нею мужчину. Девочка слабо стонала и бессильно дергалась. Ее мать выла, выкрикивая слова мольбы и проклятий.
Меня била мелкая дрожь. Я заметила, как в камеру вошли две молоденькие японки, одна из которых подошла к «дивану» и, по-видимому, какой-то мазью натерла половые органы привязанной японки, а затем этой же мазью натерла длинный член стоявшего у своей жертвы японца.
Другая вошедшая японка присела на корточки у «кровати», и ее маленькая ручка затерялась между раздвинутыми ножками девочки, натирая мазью и ее половые органы. Один из японцев в маске подошел с плетью к «кровати», хищно поглядывая на маленький зад ребенка.
Я посмотрела на мать. Ремни впились ей в руки и ноги, а мускулы дрожали от напряжения… Но в ее тело входил длинный член садиста. Медленно… с какой-то дьявольской выдержкой…
Ноги у меня подкосились, и я едва не свалилась на пол, но Одэ подхватил меня за веревки.
— Это прелюдия, мадмуазель, — сказал он спокойно. — Маленькая, маленькая прелюдия! Но если она вам не нравится, то одно ваше слово и вы будете свободны. И они тоже… — он кивнул на несчастных. — А пока любуйтесь… Что такое?! — закричал он вдруг.
Японка в маске вопросительно смотрела на него, держа в руке вялый член японца, лежавшего на «кровати» под девочкой.
— Развязать! — в бешенстве заорал Одэ.
Девочку быстро отвязали, и лежавший под ней японец, испуганно глядя на Одэ поднялся на ноги.
— Ты что! — обрушился на него Одэ, с размаху нанеся ему крепкий удар по лицу. — Ты опять, скотина, имел женщину?
Шатаясь, японец отрицательно качнул головой.
Одэ окинул взглядом третьего из японцев, вошедших в камеру с первой группой, и негра.
Я подняла глаза и невольно заметила эрекцию половых органов у обоих. У негра торчал отвратительный, огромный черный обрубок.
Осклабясь, негр ткнул себя пальцем в грудь, кивая на девочку.
— Нет, — сказал Одэ, — услаждать тебя будет вот эта мадмуазель!
Одэ показал на меня.
Член у негра вздрогнул, еще выше приподнялся, и его рот растянулся в такой плотоядной гримасе, что все мое тело содрогнулось от ужаса.
По знаку Одэ на «кровать» начал укладываться третий японец, и на него вновь начали взгромождать девочку.
— А ты погоди! — крикнул Одэ высокому, который, наклонившись над привязанной японкой, совокуплялся с ней, наслаждаясь ее воплями.
— Будьте внимательны, мадмуазель, — говорил Одэ, — сейчас вам будет предоставлена возможность самой испытать обе эти спальные принадлежности. После девочки и ее матери. И кавалер у вас будет подходящий. Они же, тем временем, перейдут на следующую ступень. Там уж наверняка скажут все. Если откажутся… есть еще двенадцать ступеней.
Одэ говорил и одновременно знаками руководил своей «прелюдией».
Один из «капюшонов» отодвинул от стены кресло, обитое блестящими желтыми пластинками, и стал подсоединять к нему провода и металлические приборы.
Другие «капюшоны» возились со своими арестованными, готовили их к чему-то…