— А я знаю? — Он бросил шляпу на кровать. — Так, болтают…
— Как это болтают? Что болтают?
— Будто гестапо приехало куда-то на Лисовскую…
— Что ты говоришь? — перепугалась она. — Когда? Сейчас? И что, забрали кого?
— А, вроде евреев каких-то, — ответил он равнодушно.
Пётровская покраснела вся и сперва не могла даже слова вымолвить, будто поперхнулась этим известием. Через минуту только пришла в себя.
— Юзек! — решительно вскричала она. — Пригляди за тестом, я сейчас вернусь.
Она открыла шкаф и, вытащив оттуда платье, начала торопливо одеваться. Пётровский поморщился.
— Куда бежишь?
— К Замойскому, — ответила она коротко, натягивая чулок.
Он пожал плечами.
— Чего это?
— Как это чего? — Она выпрямилась, вся красная, вспотевшая. — Не видишь, что творится? Или прикажешь сидеть сложа руки и дожидаться, пока всех нас прикончат из-за одной жидовки? Не бывать тому! Я в гестапо не побегу, не хочу ничьей крови на совести иметь, но кое-кто побежит.
Уже одетая, она кинулась на кухню, заглянула в духовку. Тесто румянилось как надо. Вымешала бигос. И снова вернулась в комнату. Поправила волосы, припудрила горевшее лицо и схватила сумку.
— Юзек! — вспомнила она уже в дверях. — Если я через четверь часа не вернусь, вынь булки и бигос помешай. Не забудь!
— Еще чего! — буркнул он.
Потом снял пиджак и, улегшись на кровать, положил ноги на высокую металлическую спинку. Очень нравилось ему вылеживать в такой позиции.
Тем временем Пётровская, энергично убедив Владека, что по очень важному и срочному делу ей надо незамедлительно увидеться с советником, очутилась в кабинете Замойского. Это была просторная комната, устланная огромным ковром, с громоздким столом посредине и массивными библиотечными шкафами. На стенах, в щедро золоченных рамах, темнели старинные портреты. Шторы на окнах и мягкие кожаные кресла создавали атмосферу уединенного покоя.
Замойский как раз читал «Пана Тадеуша», и неожиданный визит Пётровской был ему совсем некстати. Из опыта он знал, что посещение жильцов не сулит хозяину ничего приятного. Однако благовоспитанность повелела ему немедленно встать и оживить кроличью свою физиономию любезной улыбкой. Только большой нос советника выдавал его недовольство.
Пётровская утонула в кресле и, утерев платком потное лицо, тотчас приступила к делу.
— Вы, пан советник, меня знаете, — начала она, — я человек честный, днем с огнем нынче будете искать другого, кто бы платил так исправно…
Замойский учтиво поклонился. Пётровская отдышалась и снова полезла за платком.
— Вот именно! — подтвердила она предыдущее свое заявление. — Поэтому я имею право утверждать, что в нашем доме не все в порядке.
У Замойского нос вытянулся еще немного.
— Да, пан советник, я знаю, что говорю, я не на ветер говорю! Можно ли терпеть такое в нынешние-то времена, чтобы легкомыслие одних людей угрожало жизни других? Можно ли так делать, поступать, прошу прощения, так антиобщественно?
— Но… — пробормотал Замойский.
— Да, да! — атаковала его Пётровская. — Что бы вы, пан советник, сказали, если бы вы, пан советник, узнали, что тут, в вашем доме, под вашей крышей укрывают, прошу прощения, евреев?
Замойский вздрогнул, и нос его вытянулся еще больше.
— Я ничего об этом не знаю, — произнес он слабым голосом.
— Но я-то знаю! — выкрикнула Пётровская, обмахиваясь платком. — И супруги Малецкие тоже знают.
Замойский несколько оправился после первого неприятного впечатления.
— Минуточку, позвольте, — перешел он на деловой тон, — насколько я понял, вы хотите сказать, что у супругов Малецких живут люди…
— Не люди, а жидовка! — пресекла она все сомнения.
Замойский верхом ладони потер кончик носа.
— Минуточку, минуточку… А откуда вам известно, что та женщина…
— Да ведь у меня глаза есть! — вознегодовала гостья. — Я в этом, пан советник, разбираюсь. Мне достаточно взглянуть разок.
Поскольку ей стало очень жарко в мягком кожаном кресле, она выдвинулась на самый его краешек.
— Я, пан советник, полька, — отерла она вспотевший лоб, — и к немцам с этим не побегу, так что вы, пан советник, не бойтесь…
— Ну что это вы! — Замойский развел руками, явно желая показать, что он далек от подобного предположения.
— Вот именно! Но мы-то ведь не можем жить тут, как на вулкане. Или детей тут мало, скажите?
— Да, да, — прервал ее Замойский. — Я поговорю с Малецким, надо это выяснить. Может, это какое-то недоразумение.