Венька, словно к опоре, прижимаясь к портфелю, не отрывая глаз от окна, тихо сказал:
– Пусть я серость. Я из себя никогда не гнул. Но я, как щенок, трясусь за каждый спектакль… Как щенок… – Он не выдержал и всхлипнул, потом протер очки, ткнул их в переносицу и, разглядывая Олега, добавил: – Меня вот завтра выгонят. А он останется. Он будет работать…
– Да чтоб мне провалиться, если тебя выгонят, – спокойно заклялась Заслуженная.
В тяжелом молчании остановились у магазина.
– Ну, где бить будем? – спокойно спросил шофер, остановив машину.
Олег подлетел к автобусу, снаружи кулаком открыл дверцу.
– Артисты приехали! – заорал он в автобус. Снял кепку, по-лакейски согнулся, злорадно искривив губы.
Валерка при выходе, стоя на ступеньке автобуса, звонко щелкнул тугим пальцем по его потной залысине на макушке.
– О, – быстро нашелся Олег, – шолбан! – Потом выпрямился и спросил: – Что это еще за выходка?
Антонина с высокомерной грацией, которая всегда отличала ее моложавое легкое тело, ступила маленькой ножкой на землю и спокойно фыркнула в лицо Олегу: – Фи!
– Пожрать тут есть? – спросила Тюлькина, выглядывая из двери.
– Тише, тише, – остановила ее Заслуженная, – здесь же дети.
Венька, решительно поправив пальцем очки, прошел мимо Олега, не взглянув на него.
– Ну и сволочь же ты, – простодушно покачав головой, сказал Валерка.
– Артисты! – хрипло сказал, показав на них рукою, Олег.
Анна с первого на него взгляда поняла, что Олег не пьян. Он не мог так быстро напиться. В последние годы они почти не пили вино, и Анна знала брезгливое отношение мужа к выпивке, что больше исходило от слабого его здоровья. Похмелья Олега бывали тяжелыми и долгими. Он был трезвый, и это она увидела по нарочито неправильно застегнутой рубахе, по холодному наблюдательному взгляду. И от стыда за него и за себя усилилась у Анны неприязнь к мужу. И не то было особенно неприятно, что Олег вспомнил старые замашки, а то, что расчетливо все это делалось. Она прошла мимо него и оглянулась. Он ее как бы не замечал, но Анна почувствовала, как подрагивает кулак в кармане брюк. Выходившие из магазина женщины медленно подтягивались к автобусу. Одна из них, молодая, темноволосая, в цветастом ситцевом платье, спросила, поглаживая голову мальчишечки, похожего на нее:
– Может, вы нам что покажете? А то к нам никто не ездит!
– Они покажут, – мрачно ответил ей Олег. – Они покладистые.
– Ну я тогда сбегаю и скажу, чтоб клуб открыли.
Антонина, с брезгливым недоумением выходя из магазина, держала в руках кусок сыра. Она отщипнула его тоненькими пальчиками и, немного пожевав, задумчиво сказала:
– По-моему, он прошлогоднего завоза.
– А чего там, – махнула рукой Заслуженная, – гвоздей только не ели. – И тяжело направилась к дверям магазина.
– Слушай, а у меня ни копейки, – подошла к Анне Тюлькина.
Анна суетливо пошарила в сумочке, отыскивая кошелек.
– Смотри, – каркнула над ухом Егорова, – опять твой едет.
Она сказала «твой» нарочно громко, глядя на Олега. По дороге к магазину тарахтел Витькин газик.
«Боже мой», – подумала Анна, закрывая глаза. Газик встал подле автобуса. Актеры, выстроившись рядом, молча выжидали.
Виктор заскочил в магазин за папиросами и, выйдя, быстро все решил:
– Поехали ко мне. А что?! Молоко есть. Хлеб найдем. Мать моя всех накормит…
Мигом ссыпались в автобус. Олег тоже посерьезнел, быстро и правильно перестегивал пуговицы рубашки.
– А ты погоди, – оттолкнул его Валерка, закрывая изнутри дверцу, – попрыгай еще. Дети, поиграйте с артистом…
Дом Виктора, потемневший, бревенчатый, стоял высоко и крепко: просторная ограда с летней стряпкой, навес и беленая печурка с вмазанным в припечек ведерным чугуном, дальше к леску – дворовые постройки, черемуха у окна, ровный частокол с крашеной калиткой в огород.
Мать Виктора, востренькая старушка, выслушав сына, отерла о фартук руки.
– Че же они артистов не покормили. – И недоверчиво глядела вверх из-под выгоревшего платка синими встревоженными глазами. – Да что же там за начальство такое… а?
Наконец поняв, чего от нее хочет сын, и увидев входящих в ограду артистов, она испуганно ахнула, всплеснув руками.
– Господи, да чем же я кормить их буду? У нас ить ниче нету, сынок.
– Да ты что, мамка, молока у нас нет, что ли?
– Да они – телята, одно молоко хлебать?
В дом артисты не пошли, расположились у летней кухни, под навесом. Виктор ходил за матерью и выпрашивал у нее бражки. Мать молча погрозила ему кулаком, взяла в руки ведро, кликнула за собой Тюлькину – собирать огурцы. Виктор пошел в сенцы сливать из банок молоко в одно ведро. Гомолко ходил за ним вслед, что-то рассказывал и все пробовал молоко.