Бирок налил в колпачок термоса кофе и поднес его к губам. Кофе еще не успел остыть и был по-прежнему ароматным и приятным на вкус. Бирок улыбнулся и поставил термос на землю.
Глава 6
Высокий, пронзительный рев реактивных двигателей разрывал холодный ночной воздух над международным аэропортом Кеннеди. Самолет компании "Алиталия", прибывший рейсом номер 7 из Рима, совершил посадку и теперь подруливал к месту высадки пассажиров. Наверху, на обзорной площадке, неподвижно стоял отец Макгвайр, крепко вцепившись в поручни ограждения. Он ждал прибытия этого самолета уже более часа. Пронизывающий ледяной ветер с бухты Джамейка бил ему прямо в лицо, но Макгвайр ощущал в крови мощный приток адреналина. Так с ним случалось всегда в минуты тревожного ожидания важных событий. А прибытие Франкино в Нью-Йорк как раз и означало наступление последней фазы этих событий, в чем бы они ни заключались. Со времени их первой встречи в июле священник полностью следовал всем инструкциям монсеньера и не задавал никаких лишних вопросов. Он понимал, что, если ему уготована какая-то неведомая роль в этом секретном процессе, разработанном в Ватикане, у него все равно нет другого выхода, кроме как безропотно подчиниться. Но теперь эта напряженная неопределенность должна, наконец, закончиться. В телеграмме от Франкино на то был явный намек...
Внизу один за другим пассажиры начали выходить на трап. Франкино оказался четвертым. Отец Макгвайр не видел его целых шесть месяцев. Макгвайр вернулся в здание аэропорта и на эскалаторе спустился в зал ожидания прибывающих пассажиров, чтобы там в тепле подождать, пока Франкино получит свой багаж и пройдет паспортный и таможенный контроль.
Франкино появился в зале уже через пятнадцать минут.
- Монсеньер! - громко позвал его Макгвайр, когда тот вышел из дверей зоны досмотра.
Они сердечно обнялись, искренне радуясь долгожданной встрече.
- Ваш самолет прибыл точно по расписанию, - с улыбкой заметил отец Макгвайр.
- И мы должны быть благодарны за это Господу, - смиренно отвечал монсеньер Франкино. - Ведь в Италии теперь мало что делается, как надо. - И они оба сдержанно улыбнулись.
Макгвайр указал рукой на стеклянные двери выхода в город.
- Пойдемте, машина уже ждет вас. Франкино кивнул, и они направились к выходу.
- Давайте, я помогу вам, - предложил Макгвайр и взял из рук прелата тяжелый кожаный чемодан.
- Очень любезно с вашей стороны, брат. Знаете, полет был довольно длительный, и я, признаться, порядком устал. Возможно, начинаю стареть, как любит говорить кардинал Реджани. - В глазах Франкино блеснул огонек: сам-то он в это не верил. - Ведь когда человеку переваливает за пятьдесят, с ним может случиться всякое... Причем не всегда это зависит от желаний самого человека. Как бы он ни заботился о себе, возраст - дело серьезное... - Франкино умолк и с лукавой ухмылкой посмотрел на священника. - А вы, наверное, как всякий истинный американец, не забываете заботиться о своем здоровье?
- Боюсь, ваше преосвященство, я уделяю ему даже слишком много внимания, скромно потупился отец Макгвайр. - Как только у меня появляется возможность, я совершаю по утрам пробежки, а вечером, перед сном, регулярно занимаюсь гимнастикой.
На протяжении всего разговора, пока они выходили из здания аэропорта и усаживались на заднее сиденье роскошного черного лимузина, с лица Франкино не сходила приятная мягкая улыбка. Наконец Макгвайр постучал пальцами по стеклянной перегородке за спиной водителя и дал тому знак трогаться. И только тогда Франкино положил на сиденье между собой и священником черный атташе-кейс, с которым до этого ни на секунду не расставался.
- Надеюсь, монсеньер, ваш полет был спокойным и обошелся без всяких неожиданностей? - вежливо поинтересовался Макгвайр.
- Да. И слава Богу, он уже кончился. Честно говоря, мне больше нравятся обратные перелеты - из Нью-Йорка в Рим. Потому что я обычно сажусь на ночной рейс и сплю всю дорогу до самой посадки. Но лететь из Рима сюда - всегда для меня большая проблема. А вы ведь еще не бывали в Европе, если не ошибаюсь?
- Нет, не приходилось, - ответил Макгвайр с ноткой сожаления в голосе.
- Ну, ничего; мы исправим эту оплошность, как только закончим наши дела в Нью-Йорке. Я могу взять вас с собой в Ватикан. Будете работать со мной. А возможно, мне удастся устроить вас и в аппарат кардинала Реджани.
- Монсеньер! Вы, должно быть, переоцениваете мои возможности. Я не уверен, смогу ли оправдать ваше доверие и достоин ли вообще столь высокой чести...
Франкино внимательно посмотрел Макгвайру в глаза.
- Я ценю вашу скромность, святой отец. Но уверен, что за ней кроются не менее замечательные достоинства... Ведь вас выбрали, чтобы оказать мне помощь в одном очень специфическом деле, именно благодаря вашим способностям и таланту. Вы - один из самых образованных и опытных священников во всей здешней епархии. И вас ждет блестящее будущее.
Лицо Макгвайра залилось краской. Мысль о такой головокружительной карьере ему даже не снилась.
Они ехали молча до тех пор, пока машина не оказалась на Лонг-Айлендском скоростном шоссе.
Макгвайр повернулся к Франкино.
- Монсеньер, у нас возникла одна проблема... - осторожно начал он.
- Проблема? - встрепенулся Франкино.
- Ну, в общем, произошло нечто незапланированное... Совершенно неожиданное.
Франкино совсем не нравились всякие неожиданности. И он ясно дал это понять еще в самый первый день их знакомства.
- Так что случилось? - взволнованно спросил он.
- Вчера ночью в этом доме произошло убийство. Франкино чуть не застонал от досады и неподвижно уставился перед собой, с горечью осознавая услышанное.
- Да-а... - только и смог выговорить он.
Макгвайр сообщил ему все подробности происшедшего, а потом откинулся на сиденье, ожидая, как Франкино отреагирует на эту новость. Сам он не был уверен, что убийство имеет какое-то отношение к их сугубо церковному делу.
- Конечно, - начал Франкино ровным, лишенным всяких эмоций голосом, - это не кто иной, как заклятый хитрец Чарльз Чейзен. Таков его способ заявлять о своем появлении.
- А кто такой Чарльз Чейзен, монсеньер? - осторожно поинтересовался Макгвайр. Ему вдруг показалось, что Франкино начал молиться про себя.
Но тот как-то странно улыбнулся и тут же ответил:
- Чарльз Чейзен - это Сатана! Макгвайр почувствовал, как по спине его пробежал холодок.
- Сатана? - переспросил он.
- Да. Это пугает вас?
- Конечно... Но я не уверен, что вы имели в виду...
- Я имел в виду именно то, что сказал, - перебил Франкино. - Человек по имени Чарльз Чейзен и есть Сатана в своем земном воплощении.
Макгвайра сковало оцепенение.
- Но в этом доме нет жильца с таким именем...
- Боюсь, что теперь уже есть, - горько усмехнулся Франкино. - Я бы очень удивился, если б это убийство оказалось случайным.
- Я не понимаю... Ничего не понимаю, - сокрушенно вздохнул Макгвайр, устремив взор вперед, на небоскребы Манхэттена, до которых было уже рукой подать.
- - А вам и не следует понимать все! Пока от вас требуется лишь внимательно слушать и выполнять все, что вам говорят. Но самое главное - вы должны хранить тайну и ни в коем случае никому не рассказывать о том, что узнаете, увидите или сделаете.
- Монсеньер, вам не стоило напоминать об этом!.. Ведь именно так мы и договорились с самого начала. И я дал вам клятву... Но, может быть, у вас возникли сомнения по поводу моей преданности или вы не уверены в силе моего характера?
- Нет, друг мой. Я не сомневаюсь ни в том, ни в другом. Но хочу предупредить вас, что на самом деле и преданность, и сила воли - все равно что пыль на ветру перед могуществом Сатаны. И вы должны всегда помнить об этом. До сих пор вы не знали, с чем вам предстоит иметь дело. И даже сейчас я, к сожалению, не могу рассказать вам многого. Но теперь вы по крайней мере знаете самое главное. Мы столкнулись с Сатаной во всем его зверином неистовстве!
Отца Макгвайра буквально передернуло от этих слов. Он почувствовал озноб и какую-то внутреннюю пустоту, словно его заперли одного в огромном темном холодильнике. Неужели все это правда?.. Ну, разумеется... Ведь Франкино не большой любитель шутить, особенно таким образом. И все же... Человеческий разум просто отказывался воспринимать это. Даже имея такое духовное образование, которое получил Макгвайр, он очень медленно, с большим трудом осознавал только что услышанное.