Торек улыбнулся.
— Боги, ты параноик. Мои причины? Тебе нужно, чтобы я произнёс их вслух? Хорошо, я скажу. Ты заинтриговал меня, брат. И я хочу увидеть, как ты потеряешь контроль. Не так фальшиво, вполсилы, как ты делаешь с Хайли, или с теми стриптизёршами, которых я привёл сюда, или с недобровольной прошлым вечером. Я хочу, чтобы ты действительно потерял контроль, брат. Я хочу, чтобы ты принадлежал мне, хотя бы на короткое время. Я хочу увидеть там настоящего мужчину, посмотреть ему в глаза.
— Зачем? — потребовал Ревик холодным голосом.
— Потому что я этого хочу, — сказал Торек.
Откинувшись на спинку стула, ринакский видящий сделал ещё одно неопределённое движение вилкой. В его глазах и голосе появилось недоумение, пока он продолжил изучать лицо Ревика.
— Мне действительно нужна более замысловатая причина, брат? Возможно, связанная с политическими интригами? Какой-то заговор с целью уничтожить тебя? Почему ты думаешь, будто недостаточно того, что от одной мысли у меня встаёт так, что ты не поверишь? Что я планирую оттрахать тебя до бесчувствия, когда это произойдёт между нами? Что я с нетерпением жду этого?
Ревик покачал головой, раздражённо щёлкнув что-то себе под нос.
Уставившись в пол, он попытался не обращать внимания на запах мяса, но потерпел неудачу.
Его желудок свело судорогой, когда он опустился на колени, а в голове начала пульсировать боль.
— Ты действительно уморишь себя голодом, вместо того чтобы дать это мне? — сказал Торек.
Он отправил в рот ещё один кусок мяса, наблюдая за Ревиком прищуренными глазами, пока тот жевал. Он запил остатки несколькими глотками вина.
— Я мог бы попробовать ещё несколько негативных стимулов, брат, — добавил он, ставя стакан. — Что, если я приведу сюда того старика? Того, которому ты отказал в трахе той ночью? Позволю ему и его друзьям осквернять тебя в течение нескольких недель. Дать им возможность полностью распоряжаться тобой, чего бы они ни захотели. Я бы тоже неплохо заработал на этом, если подумать.
Ревик почувствовал, что тошнота в животе усиливается.
Он подумал о Дюренкерке в ту ночь в Академии, когда он положил на него руку. Он вспомнил легкомысленное предположение человека о том, что Ревик продаётся, что он трахнет что угодно за подходящую цену, что любой видящий сделал бы так.
Почти не осознавая, что делает, Ревик покачал головой.
— Нет, — сказал он.
Слово прозвучало тихо, почти шёпотом.
Торек молча наблюдал за ним.
Ревик не поднял глаз, но почувствовал, что съёживается.
Какая-то часть его хотела сказать это снова, заставить видящего согласиться не позволять этому грёбаному человеку видеть его таким, и тем более прикасаться к нему, когда он был связан.
Он не мог этого вынести. Он действительно не мог этого вынести.
Торек вздохнул над ним, негромко щёлкнув языком.
— Иди сюда, брат, — сказал он, и на сей раз его голос был нежным.
Почувствовав боль Торека, а также его свет, проникающий в его, Ревик подчинился, почти прежде, чем понял, что хотел этого. Когда он подвинулся достаточно близко, Торек запустил пальцы в его волосы, притягивая голову Ревика прямо к себе на колени.
Ревик обнаружил, что тоже позволяет ему это делать.
Секундой позже он расслабился.
Он прислонился к ноге другого, положив голову на дорогие брюки, которые были на Тореке, и закрыл глаза. Он позволил видящему погладить его по волосам и лицу, чувствуя, как его свет обвивается вокруг него, теперь уже успокаивая его, нежно согревая.
— Я не сделаю этого, брат, — пробормотал Торек.
Его голос оставался тихим, выражая более сложные эмоции.
Что-то из этого могло быть даже привязанностью.
Его теплота росла по мере того, как Ревик оставался рядом, смешиваясь с теплом, которое оставалось на поверхности. Ревик тоже почувствовал собственничество, внезапное и острое, пронзительный укол, который усилил его собственную боль за те несколько секунд, что он это чувствовал.
— Я не позволю ему прикоснуться к тебе, хорошо? — пробормотал Торек, крепче сжимая его волосы. — Я обещаю. Я не подпущу к тебе этого грёбаного червяка.
Расслабив плечи, Ревик кивнул.
Он ничего не сказал.
Несмотря на это, он не смог сдержать облегчения, которое отразилось на его лице.
Глава 28. Деконструкция
«Должны ли мы вмешаться?» — говорит Балидор, поворачиваясь.
Он прерывает запись Барьера, когда задаёт этот вопрос, переводя взгляд с проекции на стене Барьера на видящего, с которым он поделился этим.