Он тоже чувствовал это в Хайли, смешанное с желанием, которое теперь было на поверхности, и которое заставило её прижаться бёдрами к его бёдрам. Ревик ахнул от интенсивности всех этих соперничающих меж собой вещей, а Торек поднялся на ноги и подошёл к тому месту, где Ревик был прикован к полу.
Торек присел на корточки рядом с головой Ревика, глядя на него сверху вниз своими золотыми глазами, и его лицо было серьёзным, лишённым юмора.
— Ты готов поговорить со мной, брат? — мягко спросил он.
Ревик кивнул.
— Да. Что я могу. Я расскажу тебе, что я могу.
Торек улыбнулся.
— Справедливо, — на протяжении более долгой паузы он только изучал лицо Ревика, его свет искрился от этого жара. Затем он повернулся к Хайли. — Иди. Оставь нас, сестра.
— Она может остаться, — сказал Ревик.
Его боль усилилась при мысли о том, что она уйдёт.
— Нет, — Торек покачал головой. — Она не может остаться, брат. Но я приведу её сюда, когда мы закончим. Как только ты закончишь со мной разговаривать, я приведу её обратно сюда, и если ты расскажешь мне достаточно, я позволю ей трахнуть тебя… столько раз, сколько ты захочешь. Я также позволю тебе кончить.
Чувствуя, что тошнота в животе усиливается, Ревик кивнул.
— Всё в порядке? — сказал Торек.
— Хорошо.
— Сначала ты поговоришь со мной, брат. Пока я не скажу тебе, что мы закончили.
— Что ты хочешь знать? — снова повторил Ревик.
Торек подождал, пока дверь не закрылась за обнажённым телом и босыми ногами Хайли.
Как только это произошло, он снова посмотрел на Ревика. Он опустил свой вес, приняв положение со скрещенными ногами, придвигаясь по деревянному полу ближе к деревянной плите, к которой был прикован Ревик.
— Ты виделся с ней? Когда ты уезжал? — спросил Торек.
Ревик кивнул.
— Да. Да, я видел её. Ты уже знаешь, что я видел.
— Ты трахал её?
Ревик уставился в потолок.
На мгновение в его голове стало пусто. Затем он тихо рассмеялся, вспомнив, как в последний раз видел Элли, наблюдал за ней с Джейденом в том же доме, где человек принудил её без согласия заняться групповым сексом с его товарищами по группе. В те же несколько секунд на него обрушились другие вещи, о которых он не позволял себе думать уже несколько дней, может быть, недель.
Его вытащили.
Они не пришли за ним.
Они не пришли для того, чтобы помочь ему в этом, освободить его от Торека, поэтому Ревику пришлось предположить, что Совет поручил кому-то ещё присматривать за Элли. Они, должно быть, думают, что он сбежал, что он ушёл напиваться, трахаться с проститутками. Они, должно быть, считают, что он сломался.
В любом случае, его время с ней закончилось.
Всё кончено. Так и есть на самом деле.
Наконец-то всё закончилось.
— Нет, — Ревик издал тихий вздох, качая головой. Его боль усилилась. — Нет, я её не трахал. Она с другим.
— С кем?
— Человек, — Ревик сжал челюсти так, что стало больно зубам. — Грёбаный мудак. Насильник.
— Ах. Я понимаю. Я слишком хорошо понимаю. Это очень плохо, брат, — голос Торека потеплел, когда он заговорил, успокаивающе, сочувственно. — Так что же это у вас с ней такое? Почему бы тебе не двигаться дальше? Найти ту, которая захочет тебя?
Ревик почувствовал, как тошнота снова скручивает его внутренности.
Торек был прав.
Она не хотела его.
На мгновение он не смог заставить себя ответить.
— Я не знаю, — сказал он.
— Нет, ты знаешь. Что это? Это тот мужчина, которого я почувствовал в твоём свете? Бывший бойфренд?
Ревик издал низкий вздох. Боль пронзила его, даже когда слова видящего направили свет Ревика в другом направлении, куда он не хотел идти. Он вспомнил, когда в последний раз видел Даледжема. Он вспомнил, как проснулся и обнаружил записку на каменных полках у своей кровати. Как будто он был грёбаной проституткой. Как будто Даледжем пришёл за сексом и улизнул посреди ночи.
Видящий сказал, что приходил, потому что соскучился и хотел сказать ему, почему он ушёл, почему они не могли быть вместе. Он вспомнил слёзы в глазах видящего. Он вспомнил, что знал, что никогда больше его не увидит. Он вспомнил, как, чёрт возьми, знал это и всё равно просил его остаться.
Он был таким грёбаным дураком.
Он был таким чёртовым идиотом.
С ними обоими. Они оба были где-то там, наверху, смеялись над ним.
Или, что ещё хуже, жалели его.
Боль в груди усилилась, стала невыносимой.
Он не мог дышать. Он, чёрт возьми, не мог дышать…
— Брат, успокойся. Успокойся, пожалуйста. Ты должен это почувствовать. Ты должен…