Ревик начал говорить.
Юми подняла другую руку.
На этот раз она также резко пихнула его своим светом, эффективно заставив замолчать.
— Я обрисовала два варианта, брат Ревик, — сказала она, как только он закрыл рот. — Ты должен сказать мне, какой из них ты бы предпочёл.
Ревик боролся с гневом, бурлящим в его свете.
Он чувствовал стену в её свете.
Он знал, что это значит.
Более того, он чувствовал похожие стены в других видящих в комнате. Он знал, что это чувствовала не только Юми, видящая с полночно-синей татуировкой на лице. Казалось, все они сейчас молча наблюдали за ним, и их глаза были мрачными.
Взглянув на Гаренше, Ревик увидел, что крупный видящий избегает его взгляда.
Он почувствовал в нём сочувствие, но также и полную непоколебимость.
На определённом уровне он даже понимал.
Они были Адипаном. Ожидать, что они будут делать что-либо вопреки приказам, было всё равно что ожидать, что свинья начнёт говорить по-китайски и носить туфли на высоком каблуке. Субординация была вбита в них с рождения — не только десятилетиями, но и веками. Большинство из них были завербованы в Адипан в детстве и выросли в каменных стенах Памира.
Они никогда не смогли бы понять.
Они не смогли бы, даже если бы очень захотели.
Несмотря на выпады Ревика в адрес адипанских видящих, он знал, что было несправедливо ожидать от них понимания. Они никоим образом не могли знать, каково это — быть воспитанным в необходимости разбираться во всём самостоятельно.
С самого начала их жизни у них был кто-то, кто говорил им, что правильно, а что неправильно. У них были многовековые традиции, защищавшие их от внешнего мира.
Уставившись в пол, Ревик пытался собраться с мыслями.
Он мог чувствовать их намерения в отношении русской видящей Кэт.
Они хотели, чтобы он открыл свой свет, чтобы заставить его выразить часть своей эмоциональной реакции на то, что случилось с Элли. Они надеялись, что это может немного притупить его гнев на Джейдена и других людей, хотя бы притупить худшие грани его боли разделения. Он мог бы сказать им, что проблема не в недостатке секса, но сомневался, что они и это услышат.
— Мы знаем об этом, брат, — сказала Мара.
Её голос звучал гораздо менее нетерпеливо, чем у Юми. Когда Ревик оглянулся, она скрестила руки на груди, сдувая тёмную челку с лица.
— Юми и остальные из нас тоже будут работать с твоим светом. Попытаемся заставить тебя взглянуть на это не с твоей личной точки зрения.
Ревик снова ощетинился, разозлённый намёком на то, что каким-то образом это было эгоистично с его стороны — желать справедливости для…
— Не эгоистично, брат, — заговорил Пореш, поднимая руку. Его голос был ещё более мягким, чем у Мары. — Возможно, недостаточно отстранённо и объективно, но не эгоистично. Возможно, ты слишком близок к этому, да?
Ревик с неверием уставился на него.
— Я понимаю, — прорычал он. — Значит, дистанция — это ответ, na? Просто «меньше чувствуй». Таков твой совет, возлюбленный брат?
Сарказм Ревика к концу совсем не скрывался, но Пореш не выглядел сердитым или даже оскорблённым. Во всяком случае, он выглядел расстроенным, хотя Ревик не мог точно определить, какую эмоцию или реакцию он при этом испытал.
Какая-то часть его сознания хотела истолковать это как чувство вины.
Пореш прочистил горло.
— Дистанция, — сказал он так же мягко. — Не подразумевает отсутствия чувств, брат. Однако она создаёт дополнительный контекст, — адипанский видящий опустил руку обратно на бедро, которое было покрыто бронированными штанами, как у Гаренше. — Более мимолётные страдания в жизни иногда можно вынести, если мы понимаем, что они служат высшей цели.
Заметив вспышку гнева в глазах Ревика, он слегка повысил голос, добавив,
— Мы не пытаемся обмануть тебя, брат, или убедить тебя не чувствовать. Мы хотим помочь тебе достичь большей ясности в этом трудном опыте. Мы хотим помочь тебе принять решение, а не принимать его за тебя. Мы просто хотим, чтобы у тебя было больше информации.