Конечно, у меня не было никаких доказательств.
Я не видела никакого смысла спорить с ним по этому поводу, поскольку спустя недели после инцидента он всё ещё придерживался своей истории «я не знаю, что произошло». Он никогда не скажет мне правду. Если это был не он, если это сделал кто-то другой, разве позволил бы он мне трахнуть всех его друзей? Я понятия не имела, но подозревала, что нормальный человек, по крайней мере, начал бы задавать вопросы.
Он хотя бы поинтересовался, была ли я в здравом уме той ночью.
Однако Джейден этого не делал.
Джейден видел, что я веду себя странно после того, как без видимой причины потеряла сознание в баре, и его решением в данной ситуации было предложить мне трахнуть и отсосать у всех его друзей у него на глазах. Это не то, что сделал бы хороший человек. Это не то, что сделал бы добрый человек. Так не поступают с тем, кого якобы «любят».
Мне не нужно, чтобы кто-то говорил мне это.
Мне также не нужно слышать, как Джейден лжёт об этом.
Суть в том, что он был плохим человеком, потому что хороший человек не сделал бы ничего такого, независимо от того, думал ли он в то время, что мне это «нравится», или нет.
Тем не менее, какая-то часть меня, должно быть, испытывала некоторый стыд из-за моей кажущейся готовности в моих воспоминаниях. Какая-то часть меня, должно быть, реагировала на это.
Я знала, что с моей стороны не совсем нормально никому об этом не рассказывать. Я знала, что некоторые из причин, по которым я не хотела никому рассказывать, были связаны с нежеланием объяснять то, что я помнила.
Я знала, что это настоящая причина, по которой я не рассказала Касс или Джону… не говоря уже о моей матери.
Это плохое предчувствие витало вокруг меня, как запах.
Это также вызвало эмоции, с которыми я не сталкивалась с детства.
Это тошнотворное, выворачивающее желудок чувство, к примеру. Осознание того, что я другая, что со мной что-то не так. Осознание того, что как минимум некоторая часть этого была сексуальной, что со мной что-то не так в сексуальном плане. Всё это смешалось с беспомощным гневом, который напугал меня ещё больше, хотя бы потому, что я чувствовала за этим холодную жестокость.
Какая-то часть меня хотела причинить боль этому ублюдку.
В смысле, по-настоящему причинить ему боль.
Мне не нравилось это чувство.
Мне оно совсем не нравилось, даже если не считать того, что это могло упечь меня в тюрьму.
Может, я просто не хотела знать, на что я на самом деле способна, когда дело доходит до такого. Я помнила, как люди бравадно заявляли о том, что они сделали бы, если бы с ними случилось то или иное событие. Обычно они врали напропалую.
Джон говорил мне то же самое, и не раз.
Люди говорили много чепухи, но большинство из них ничего бы не сделало.
Хотя сейчас я могла чувствовать эту часть себя. Эта часть меня не была заинтересована в том, чтобы нести чепуху, или делать громкие заявления, или вообще с кем-либо разговаривать. Та часть меня, которая была чертовски серьёзна. Я могла чувствовать ту часть себя, которая причинила бы кому-то боль.
Я могла чувствовать ту часть себя, которая могла причинить кому-то боль.
Я имею в виду, по-настоящему.
Вместо того, чтобы полностью встретиться лицом к лицу с этой частью себя, я просто выбросила такую возможность из головы. Вместо этого я сосредоточилась на тренировках Джона по самообороне. Я сосредоточилась на мысли, что это больше не повторится, по крайней мере, со мной. Я сказала себе, что не позволю этому повториться.
Я знала, что эта часть на самом деле была дерьмовой бравадой, но я сказала себе, что это меня тоже не волнует. Правда в том, что я не могла контролировать, случится ли это со мной снова, не по-настоящему, потому что я изначально не была тем, кто это сделал. Я не могла помешать другим людям проявлять насилие, или накачивать меня наркотиками, или насиловать меня. Я не могла.
Но я сказала себе, что могу.
Я сказала себе, что могу закрыться от них, стать невидимой для них, чтобы им не было так легко причинить мне боль.
Джон появился на Бейкер-Бич тем утром, в точности как сказал этот голос… или присутствие… или что бы это ни было.
Я не задавалась такими вопросами ни в то время, ни с тех пор, на самом деле.
Я всё ещё не хотела думать о том, насколько странным был этот аспект событий, или о том факте, что он… или оно… или кем бы он или оно ни было… вероятно, было просто галлюцинацией.
Я сказала себе, что это часть моего собственного подсознания.
Я назвала это Стражем.
Во мне было что-то, что заботилось обо мне, когда я была в опасности.