- Чудесно! - сказал он, преисполнившись восторга.
- Я бы сочла ваши слова за комплимент, ведь вы говорили, что не разбираетесь в живописи, - Лаура вновь его подразнивала, но ее щеки зарделись от похвалы.
- В детстве я был совершенно равнодушным к учению ребенком. И, став взрослым, остался чужд искусству, но когда на меня что-то производит впечатление... - Сандро замолчал.
Никогда раньше не баловал он женщин поэтическими сравнениями - сейчас же готов был сообщить собеседнице, что ее румянец напоминает ему алость свежей розы.
Однако прежде чем он успел сообразить, что происходит, Лаура схватила его руку и прижала к своей груди. Ее сердце стучало, кожа под тонкой шелковой накидкой показалась ему такой теплой...
- Мой господин, вы либо бессовестный льстец, либо добрый, отзывчивый человек.
Он отнял руку.
- Никогда не льщу людям! Лесть сродни лжи, а лгунов я презираю. Но добрым человеком я себя также не считаю. Кое-кто, пожалуй, умер бы от смеха, услышав, как вы меня характеризуете, - возразил Сандро. - Однако, я говорю, что думаю. У вас необычное мастерство художника.
- О, нет, - ответила Лаура, - вы путаете мастерство с талантом! Мастерства мне как раз не достает, поэтому я и беру уроки у маэстро Тициана, но, не имея возможности их оплатить, позирую для его картин. На ее лицо легла тень тревоги.
- Живопись занятие дорогостоящее, - продолжала она, - а брать плату за свои работы я не могу, пока не принята в Академию. И вряд ли это когда-нибудь случится. Увы, женщинам в Академии не рады.
Лаура кивнула в сторону картины:
- Посмотрите, мужчину я расположила позади женщины.
- Чтобы показать почтение к ней?
- Чтобы скрыть, что я не умею рисовать мужчин!
Заметив недоумение во взгляде Сандро, она усмехнулась:
- Видите ли, мне, как женщине, запрещено рисовать обнаженных натурщиков.
- Рад это слышать.
- В вас говорит мужчина, что весьма огорчительно.
Лаура взяла с полки тяжелый альбом и стала перелистывать страницы.
- Туника, например, на изображенном мною мужчине выглядит так, будто долго лежала в сундуке. Помимо мужской анатомии, у меня трудности с перспективой, да и с композицией...
- Позвольте мне взглянуть, - Сандро взял альбом и, пока Лаура перечисляла свои недостатки, рассматривал рисунки распускающегося миндального дерева, резвящегося терьера, прачки с плетеной корзиной для белья, колпаков каминных труб и очаровательной надменной африканки.
Он был поражен: Лаура обладала проницательным острым взглядом, способным уловить самое незаметное движение и тончайшее чувство. В свои рисунки она вдохнула жизнь, придав нанесенным на бумагу линиям реальные пространственные формы, подобно чародею, касанием волшебной палочки оживляющему разные предметы.
Внимание Сандро привлекло изображение молодой женщины, склонившейся над столом с карандашом в руке. Уродливая, с торчащим позади горбом и лицом, искривленным болью, она, казалось, светилась изнутри, совершенно поглощенная своим занятием. Лаура не смеялась над ее уродством и не ужасалась ему. Она изобразила горбунью с чувством глубокого сострадания.
- Это Магдалена. Послушница из монастыря. Мы с ней дружим с детских лет.
Художница перевернула лист, а на следующем оказалась необычно красивая пожилая женщина в монашеской одежде.
- А это ее мать, Челестина.
- Монахиня? Она вдова?
- Не думаю. Челестина никогда не говорила, кто отец Магдалены. Поговаривают, это ее духовник.
- А что это за склянки перед ней?
- Сестра Челестина - алхимик.
- Необычное занятие для монахини, - заметил Сандро.
- Вы не любите ничего необычного, верно, мой господин? - спросила Лаура.
Дожидаться ответа она не стала и продолжила:
- Порой целыми днями Челесгина смешивает для маэстро Тициана краски. Иногда такое получается! Однажды случился взрыв и загорелось все правое крыло здания. Челестину бы, наверное, прогнали из монастыря, но у нее есть покровитель, делающий щедрые пожертвования на нужды обители, однако имени его никто не знает.
- Когда вы покинули монастырь, Лаура?
Она была довольна тем, что он назвал ее по имени.
- Около шести месяцев назад. Я исписала фресками весь монастырь и украсила рисунками огромное множество книг. Настоятельница монастыря стала жаловаться, что я трачу слишком много денег обители на кисти, краски и прочие необходимые для работы материалы. Да мне самой надоело изображать сцены на одни лишь библейские сюжеты. Вот я и ушла из монастыря.
Сандро нахмурился.
- Вы расписывали монастырь? Дозволено ли мне будет как-нибудь взглянуть?
Лаура кивнула, черные атласные волосы заструились по плечам. Если бы Сандро был поэтом, он сравнил бы их с полуночной волной или кружевом, колышущимся от легкого ветерка.
- Уже в десять лет я украшала рисунками книги. Один часослов послали лично Его Преосвященству, который его похвалил. Его одобрение убедило сестер снабдить меня красками, что сама сделать я не могла, и тогда мне позволили писать образа, триптихи, фрески.
- Любопытное становление художника, - подумал вслух Сандро.
- Да, но боюсь, что не окончательное.
- И поэтому вы покинули монастырь?
Лаура отвела глаза. Сандро хорошо знал, что означает, когда человек вдруг начинает избегать взгляда собеседника.
- О чем вы умалчиваете, мадонна?
- С чего вы взяли, что я о чем-то умалчиваю?
- Вы сильны в живописи, а я в поисках правды. Так какова подлинная причина?
- Мне не по душе было то, что творится в обители.
У Сандро запершило в горле.
- Вы хотите сказать, что не интересовались постами, мессами и уединенными молитвами?
Лаура с досадой махнула рукой.
- Вижу, вы не отстаете, пока я не расскажу. Дело в том, что некоторые сестры имели... неблагопристойные отношения с наезжающими в обитель монахинями, и был среди них один... Его звали Луиджи. Особенно он любил юных послушниц. От меня же святой отец получил коленом под зад.
- Браво! - воскликнул Сандро, уже обдумывая, как устроить монаху-сластолюбцу длительное паломничество в Иерусалим на борту самого гнилого и разваливающегося на щепки судна, какое только разыщется в Венеции.
Лаура ослепительно улыбнулась.
- Я совершенно уверена, что женщина может вступить в интимные отношения с мужчиной только по одной причине...
-... по любви, - одобрительно кивнул Сандро. - Совершенно с вами согласен.
- Однако, я вовсе не это собиралась сказать. Я полагаю, женщина может решиться на близость с мужчиной только... из-за денег, - она едва сдерживала смех.
У Сандро похолодело в груди. Он швырнул альбом на стол и гордо прошествовал из боковой ниши, где устроила себе мастерскую Лаура, в студию Тициана. Черт бы побрал эту красавицу. Жизнь давным-давно лишила его иллюзий, но сейчас на какое-то время ему захотелось поверить вновь, как в детстве, что в мире нет ни порока, ни зла. Сандро решил, что не стоит злиться. Ведь воспитывали эту девушку монахини, ничего не знающие о любви.
Лаура последовала за ним. К удивлению Сандро, она оставалась невозмутимой. О крутом нраве Стража Ночи знала вся Венеция, а эта девушка, рассердив его, улыбалась, да еще так ослепительно! Ее улыбка обезоруживала.
- Мой господин, я докучаю вам. Давайте лучше поговорим о вас.
- О себе я говорить не люблю.
- Подобно вам, я не отстану, пока вы не расскажите мне о себе, - Лаура тряхнула головой и в темных волосах, казалось, мелькнуло голубое мерцание.
Подавив невольное восхищение, Сандро поправил воротник своей батистовой рубашки.
- Ну что ж! Пожалуй, вы правы, я должен отплатить той же монетой в благодарность за ваш откровенный рассказ. У меня есть дочь, Адриана. Недавно она вышла замуж за наследника Капо из Совета Десяти.