Никаких линий электропередач вдоль дороги не имелось. Артефактных усилителей тоже нема. Воздух был чист, но магический фон — тонок и слаб, как паутина.
И тут словно бомба взорвалась в моей голове. Так вот оно как! Похоже, энергетический разум планеты услышал мое страстное предсмертное желание и послал меня… в прошлое? Эти двое называли меня Мишкой Молниевым. Так звали моего далекого предка, одного из первых магов мира после пришедшей энергии из-за Грани и основателя нашего рода.
Я усмехнулся, и смех этот прозвучал в утренней тишине хрипло и зловеще. Лорд Света обещал меня ждать. Что ж. Боюсь, ему придется подождать немного дольше, чем он рассчитывал. Интересно — какой сейчас год?
То, что я вижу, говорило, что мир был еще на заре Эпохи Великого Электричества. Мир, где магия была еще диким, необузданным чудом, а не наукой. Сомнений не оставалось. Мое последнее, отчаянное желание было исполнено. Информационное поле планеты, ее душа, если угодно, нашла единственный способ предотвратить вторжение — отправить меня в прошлое, в точку отсчета, в тело моего предка. Остановить Лордов Света можно было, лишь не дав им пустить корни в человеческой истории, не позволив им соблазнить иерархов и обратить аристократию в свою веру.
Как именно это сделать — я не имел ни малейшего понятия.
Мои раздумья, однако, прервал вернувшийся Семен. Бледный, с трясущимися губами, он медленно и осторожно подошел ко мне и, хоть по бородатой роже его было видно, как отчаянно трусил мужичек, все же он произнес:
— Ты, давай-то, паря, не того. Не дури! И так уже наворочал такого, что ни словом сказать, ни пером описать!
— Ты про что? — резонно спросил я и увидел, как глаза Семена округлились от изумления.
— Так, а кто на шпиль полез во время грозы? Вон, вишь, что с ним стало? — тыкнул он заскорузлым пальцем мне за спину.
Ровно туда, где стояло непонятное сооружение. Самой грозы, кстати, не было. Тучи ходили, и солнца за ними не видать, но земля сухая и ни капельки еще не пролилось на землю.
Заметив, что я не кидаюсь на него, мужичок осмелел.
— И перед Игнатом извинись. Чего ты на него кинулся?
— Пусть за языком следит, — тут же отрезал я.
— «Пусть за языком следит» — передразнил он меня. — Тоже мне, фон-барон нашелси, слова уже ему не скажи! Как шпили жечь, хозяина нашего в убыль ввергать, это ты горазд. А как отвечать — так начинаешь из себя барина строить! Ну ничего, щас придем, тебе начальство мозги-то вправит!
Гм. Похоже мой предок действительно в чем-то здорово накосячил. Да, нехорошо я начинаю новую жизнь!
Я попытался обратиться к памяти Мишки… и обнаружил, что никаких воспоминаний в моей голове не было. Пустота! Чем он вообще занимался, как зарабатывал на хлеб, что за шпиль сжег, и какие у этого тела были друзья или враги — все, решительно все покрыто мраком неизвестности. И в семейных хрониках о том, что было с дедом до получения титула — почти ни слова. Так, только о тех людях, с которыми он и до и после становления дворянином дела имел.
— Идем в деревню, — махнул рукой так и не дождавшийся от меня ответа Семен. — Мы тебя туда волокли, знахарю показать. Да ты, смотрю, крепок. Даже молния такого дурака не проймет.
Оставаться на месте и правда было глупо. Идти к строению — тоже. А вот в деревне могли быть и ответы, в какой год я попал, да чем вообще сейчас занимался мой дед до моего подселения. Хотя и закрались в меня уже подозрения (смутные и очень хреновые), но хотелось конкретики.
Мы дошли до какого-то постоялого двора или корчмы.
— Ну што, мил человек. Ответ перед обчеством держать будешь! — произнес Семен, торопливо засеменив к дверям заведения. Оглянувшись, я обвел взглядом подтягивающихся со всех сторон деревенских жителей.
На меня они косились с любопытством. Кто-то из детей тыкал пальцем, бабы перешептывались между собой. Казалось, уже все в курсе, что произошло, один я в непонятках.
— Явился, не запылился! Вот поганец! И не стыдно в глаза ведь людям смотреть! — выкрикнула одна из них, тут же за ней загалдели и остальные набежавшие со всех сторон бабы.
И в этот самый момент из дверей корчмы вывалилась толпа.
Их было человек десять. Мужики в грубых рубахах, с бородами, заросшие и злые. В руках: у одного топор, у другого — вилы, у третьего — просто тяжелая дубина. И все как-то нехорошо на меня смотрят!