Он отпрянул, мотнул головой, но его крепко держали стражи. Схватили за плечи, за волосы, оттянув голову и лишив возможности шевелиться. Тень — прижала к земле, а её тёмные щупальца разжали парню челюсть.
Маг влил первую порцию. Он захлёбывался, изо рта шёл мерзкий пар грязного Ноктиума. Вторая — тело Остена начало дёргаться, отторгая инородную субстанцию. Когда чаша опустела, он уже не дёргался.
Остен рухнул на деревянный помост, как мешок. Глаза закатились, кожа приобрела серо-зелёный оттенок. Вонь стояла невыносимая.
— Всё, — сказал Варейн. — Он получил наказание за отравление. И получит ещё одно за предательство клана.
Среди зрителей началось бесчинство. И Лунорождённые, и Пламенники — все кричали проклятия. Лишь Белотканники и трое выживших артефакторов из Золотых весов наблюдали за происходящим с явным неодобрением. Им, вскормленным Альбигором, это казалось жестоким варварством.
А я считал, что Остен получил по заслугам. И ещё получит. И даже не потому, что попытался убить меня. А за то, что так бездарно упустил свой единственный шанс остаться в клане.
Ко мне подошёл Варейн. Тихо. Без пафоса.
— Я поручаю тебе отвезти его в Дикие земли, — сказал он. — Как и подобает изгнаннику — без брони, оружия и припасов. Пусть зверьё решит его судьбу.
Я посмотрел на Остена. Он дышал. Слабо. Но дышал.
— Место — на твоё усмотрение, — добавил Варейн. — Но подальше, чтобы никто из наших на него не наткнулся.
Я молча кивнул.
Повозка медленно тащилась по песку и камням. Колёса скрипели, норовя увязнуть, но держались — элунская техника была старой, но надёжной.
Мы углубились в Дикие земли так глубоко, куда ни один Лунный страж не рискнул бы забраться без причины. Но сегодня причина у меня была.
Я сидел в кабине и смотрел в окно. Небо было бесцветным, почти белым. Земля — пористой и мёртвой. Ни дерева, ни травинки, ни следа зверя — и так до горизонта во все стороны. Только ветер, песок и камень.
Говорили, если проехать от Элуна на север еще семь дней, то упрёшься в море. Но делать там нечего: вода настолько солёная, что в ней даже рыба не живёт.
Сзади раскашлялся Остен.
— Тормози, — велел я водителю. — Жди в кабине.
Повозка остановилась. Я спрыгнул и открыл заднюю дверь. Там, внутри, в углу, будто забытый мешок, лежал Остен. Его трясло. Глаза мутные, губы посинели. Щеки провалились — грязный Ноктиум действовал быстро и неотвратимо.
Я схватил его за цепь на шее и потянул наружу.
— Давай, герой. На свежий воздух.
Он застонал, но подчинился. Вышел, шатаясь, как пьяный. Сделал шаг, второй, потом рухнул на колени, вцепившись пальцами в раскалённый песок. Пальцы были чёрные по фалангам — началось омертвение. Долго мучает, но не убивает сразу. Ещё день проживёт и то лишь потому, что у Лунорождённых природная устойчивость к Ноктиуму.
— Где мы?.. — прохрипел он. — Что это за дыра?
— Добро пожаловать в новое родовое поместье, Рейвель, — сказал я. — Здесь тебя никто не побеспокоит. Даже кандалы сниму. Видишь, как я щедр.
Я нагнулся, расстегнул цепи и аккуратно отбросил их в сторону. Остен не шевелился. Только смотрел на меня снизу вверх — лицо всё ещё было похоже на лицо мальчика. Только вот глаза… там уже ничего не осталось. Ничего от благородного воина, каким он всегда хотел казаться, но никогда не был.
— Ром… — выдавил он. — Не делай этого. Прошу…
— Поздно, — сказал я. — У тебя было два шанса стать человеком. И ты просрал оба.
— Послушай! — Он попытался подняться. Колени подгибались, но он цеплялся за воздух, будто пытался ухватить право жить. — Я не солгал тогда! Это был приказ! Барон Артан… он…
— С папашей Лии я разберусь. Когда настанет время, — перебил я. — Сейчас — твоё наказание.
— Они… всё равно найдут способ от тебя избавиться, — прохрипел он. — Думаешь, ты особенный? Бессмертный?
Я пожал плечами.
— Ну пока, судя по всему, да.
Он рассмеялся. Сипло, каркающе.
— Я — не они. Я видел в тебе конкурента — и всё. Но для них ты — настоящая угроза. Они тебя боятся. И всё правильно. Потому что ты не наш. Ты бастард, Ром, ошибка Герцога! Просто красивая оболочка с грязной кровью.
Я усмехнулся. Спокойно, без озлобления.
— Хорошая речь. Подумай — вдруг пригодится, если встретишь кого-то, кто выслушает.
Я подошёл ближе, наклонился — и медленно сорвал с его груди эмблему гарнизона Элуна. Потом — вторую, с плаща. Знак Лунорождённых.
Они звякнули, упав в пыль.
— Теперь ты — никто, — сказал я. — И знаешь, кого мне больше всего жаль? Твоего отца, потому что он — вроде даже нормальный мужик. А ты — его позор, позор всей семьи. Мразь, дважды предавшая своих.