— Слишком сладко, страж. Мне срочно нужно что-то кислое, чтобы убрать послевкусие.
— К счастью, с этим в ресторане проблем не будет, — кивнул я, когда подошёл ещё один официант и с профессиональным видом опустил на стол бутылку, внутри которой мерцали крохотные спирали света.
— Золотое из долины Песчаных башен, — произнёс он. — Оттенки фруктов, лёгкий аромат орхидей и редкого шафрана. Прекрасно сочетается с синими моллюсками…
Он налил нам по бокалу, и я поднял свой:
— За вечер, который ещё не испортился.
Ильга кивнула, её глаза сверкнули.
— Посоревнуемся, кто первый его испортит?
Золотое оказалось удивительно мягким, с едва уловимой искрой свежести.
Мы заказали блюдо — те самые фирменные синие моллюски. Официант кивнул, сделал запись в артефакт и удалился. Я заметил, как Ильга чуть поёжилась, когда он прошёл мимо. Её пальцы сжались в замок на столе.
— Ты напряжена, — тихо сказал я, не смотря в глаза. — Это из-за моллюсков? Не волнуйся, все они уже мертвы.
Она хмыкнула:
— Если бы. Я просто… немного устала. Времена неспокойные, сам понимаешь.
Я кивнул. Но чувствовал — усталость тут ни при чём. Что-то грызло её изнутри, и это «что-то» не собиралось отступать. Я не стал настаивать. Время ещё было. А вот уязвимость в её глазах, в изгибе плеч — она появилась впервые. И это было важнее любых слов.
Я позволил себе откинуться назад, глядя в окно. Ночной Альбигор раскинулся под нами, словно чёрно-синий ковер, расшитый огнями. Отсюда, с высоты, он казался мирным. Даже храм Двух Ликов, чьи башни отсюда выглядели хрупкими.
— Я рад, что ты пришла, — сказал я просто. — Не думал, что согласишься продолжать после Элуна.
— А я думала, ты пригласишь в казарму, — поддела она. — Жаркое на костре, настойка из чёрной полыни, одноместная койка…
Я улыбнулся.
— Одноместная койка всё ещё в планах.
Она снова улыбнулась. Но я понял, что за этой улыбкой пряталось ещё что-то.
Мы сидели за столом из чёрного обсидиана, отделанного тонкой бронзой — артефактная работа, как и всё в этом заведении. Под нашими бокалами медленно вращались гравированные подставки, на которых светился герб ресторана и девиз на Старом диалекте: «Роскошь — мера души». Ну да, конечно.
Я с интересом смотрел на Ильгу, точнее — на то, как она делала вид, что смотрит на огни Альбигора. Она была здесь, но не со мной. И улыбка её — красивая, но дежурная, та, которой она обычно одаривала сомнительных ухажёров и скучных делегатов на приёмах.
— Может уже расскажешь, в чём дело?
Она всё-таки повернулась. И, наконец, улыбнулась по-настоящему — криво, чуть виновато.
— Прости, — сказала Ильга. — Просто… я не ожидала, что вечер получится таким красивым. Это немного пугает.
— Тебя пугает красивый вечер? — уточнил я, наливая ещё немного золотого.
— Ром, — сказала она после паузы. — Мне нужно сказать тебе кое-что.
Я отставил бокал и внимательно посмотрел на неё.
— Когда всё только начиналось… я думала, что это будет просто. Как… командировочный роман. Без обязательств, без планов. Думала, всё быстро сгорит и погаснет. Как у всех.
— И?
— И всё вышло не так.
Она снова посмотрела в сторону огней. Словно надеялась, что город подскажет, как говорить дальше.
— В Элуне я поняла, что ты мне нравишься. Больше, чем я готова была признать. Больше, чем позволяет здравый смысл. И это… стало проблемой.
— Ага, — я сделал глоток. — Любовь. Известный источник неудобств.
Она хмыкнула.
— Дело даже не в чувствах. А в реальности. Мы из разных кланов. Ты — Лунорождённый. Я — Пламенник. У нас разные обеты, разные корни, разные… всё разное.
— И всё же каким-то чудом мы уживаемся.
— Пока что, — сказала она тихо.
Я кивнул. Не потому что согласен — потому что понимал, о чём она говорила. Это не было капризом или драмой. Наоборот, зрелость, которую редко встретишь даже у иных офицеров.
— Ты знаешь историю Фритты? — спросила Ильга. — Так звали мать Лии Артан.
— Знаю, — отозвался я. — Она перешла в наш клан. Порвала с Пламенниками. Стала чужой и там, и здесь.
Ильга покачала головой.
— Не просто порвала. Её заставили пройти через ритуал отсечения. Он отнимает не только силу, но и часть сущности. Ты становишься… пустым. Никем. Полутенью. Чужим и для старого клана, и нового.
Я молчал. Это правда. Никто не произносил этого вслух, но Фритта Артан всегда оставалась чужой. Даже в собственном доме.
— А знаешь, сколько женщин из моего клана пережили этот ритуал? — продолжила Ильга.
— Мало?
— Ни одной. — Голос Ильги был тихим, но твёрдым. — Все погибли. В течение пяти лет. От болезней, от несчастных случаев, от… странных вещей. Это не проклятье в прямом смысле. Но… Отсечение отнимает что-то большее, чем принадлежность к клану или источник силы.