Мороз в деревне расположился всерьёз: о том говорили и дымы, поднимающиеся прямо в небо, и особая сухость воздуха, а пуще — ореол вокруг яркой звездочки. Планеты Венера, если для протокола. И луна, поднимающаяся из-за пустого, снежного поля, обещала: ночь будет суровой, горе тому, у кого нет тёплого приюта.
В балке было накурено и надышено. Ничего удивительного, столько народу.
— Вам кого?
— Нам всех. Начиная со старшего. Кто здесь главный?
— С процессуальной точки зрения — я. Старший следователь областной прокуратуры Михаил Звеницкий.
— Майор Петров, отдел Эс Особого корпуса.
— Да? Я даже и не слышал о таком.
Очко в пользу прокуратуры. Признаваться в том, что чего-то не знаешь, не каждому дано.
— Что о нас слышать, нас и видеть-то лишний раз не рекомендуется.
— Так что вам нужно и каковы ваши полномочия?
— Мы должны составить объективку для Самого. Короткую, только главное. Из которой будет ясно, следует ли присылать Большую Комиссию, или дело рутинное, на месте разберутся. Четверо полицейских погибло, это, понимаете…
— Понимаю, — перебил Петрова следователь. — Но покамест ничего сказать не могу. Может быть, вы подскажете?
— Что — подскажем?
— Хоть что-нибудь. Я даже причину смерти не знаю.
— А эксперт? С вами был эксперт?
— Почему — был? Есть. Вон, водку пьет. С собой привез, не боится.
— И он не знает причины смерти?
— Не знает. Откуда ж ему знать? Известно, что четверо полицейских пошли вечерком в Дубравку. Самогон поискать, ещё что…
— «Матка, кура, матка, шнапсу!»
— Именно. Пятый остался здесь, в балке. Говорит, что не дождался, заснул. Утром нашли четверых. Снаружи. Ночью был мороз, утром был мороз, днём был мороз, и сейчас мороз. Так что горячих следов у нас нет.
— То есть тела все ещё здесь?
— Я и сам прибыл на место четыре часа назад. Так что да, тела здесь. Будем перевозить их в область.
— Не в Огарёвск?
— Какая в Огарёвске экспертиза?
— Нам бы осмотреть…
— Да пожалуйста. Идёмте вместе, вдруг новый взгляд подскажет.
Весь этот диалог проходил при полном молчании остальных присутствующих. Трех омоновцев — майора, капитана и лейтенанта, и двух из прокуратуры: эксперта и кого-то ещё, сразу и не понять.
Ну, правильно. Так и должно быть. Если нечего сказать — не говори. Если не хочешь сказать — не говори. Если нельзя сказать — не говори.
Но когда команда Петрова вместе со следователем пошли к выходу, майор ОМОНа не выдержал:
— Вы там поосторожнее с ребятами.
— В смысле? — спросил следователь.
— В смысле, что они люди. За каждого глотку порву.
— Что-то непонятное говоришь, майор — Петров тоже остановился. — Кому порвешь? За что?
— Найдем кому. А ты бумажки пишешь, так поскорее пиши, пока цел.
— Так-так-так. Уже интересно. Значит ты, майор, считаешь, что твои ребята — это ведь твои ребята? — погибли не своей смертью?
— Конечно. Их убили. А вы, шкуры, пытаетесь списать всё на водку.
— Может, пойдешь с нами, майор? Покажешь, расскажешь, сам уважение к мёртвым проявишь и нам пример подашь.
— Перебьётесь.
— Я настаиваю. Нет, если страшно, тогда конечно… Автомат прихвати, что ли.
— Да я… Что мне автомат… Нужно будет, и автомат… —
майор ОМОНа встал с третьего раза. Может, и правда набрался, может, прикидывается.
Капитан и лейтенант поднялись было с ним, поднялись споро, без заминки, но майор махнул рукой:
— Оставайтесь здесь.
В сумерках они подошли к бульдозеру. Сидоров достал фонарь, мощный, что прожектор.
Тело омоновца в кабине бульдозера Петров осмотрел внимательно. Но поверхностно. А как иначе? Потом всей группой обошли остальных. В тишине. С полным уважением к смерти.
И вернулись в балок.
— Ваше мнение? — спросил следователь.
— Какое уж тут мнение… Вам думать. Но на бунт никак не похоже.
— Бунт?
— Сиречь массовое вооружённое выступление, направленное на свержение существующего строя.
— С этим порядок. Никаких признаков массовости, никаких признаков вооружённости, — согласился следователь.
— Тогда мы спокойны, — сказал Петров.
— Спокойны? А то, что погибло четверо отличных парней, тебе плевать? — в тепле к майору ОМОНа вернулась злость.
— Майор, ищешь виновных? Может, я виноват, а? Ты скажи, не стесняйся. А если стесняешься, вспомни: это твои парни погибли, майор, твои и ничьи более. Почему погибли, разберутся. Если мешать не будешь.
— Сами не мешайте, а уж мы разберёмся, — но позволил капитану и лейтенанту себя усадить.
— Ладно. Мы, пожалуй, отправимся отсюда, пока целы. Если будет что новое по нашей части — сообщайте сразу.
— По вашей? — спросил следователь.
— По части отдела Эс. Можете через министерство связаться, а можете и напрямую.
— Напрямую — это куда?
Петров достал три визитки С. Одну дал следователю, две положил на стол.
Потом попрощался за руку со следователем, остальным кивнул.
Они вновь вышли под небо. Глубокое небо, звездное, а над горизонтом огромная луна.
И рядом техника с замёрзшими омоновцами.
Подъехала санитарная машина.
— Где тут трупы?
— Это не к нам, мы тут просто погулять… Вон, в балке начальство, — направил санитаров Иванов.
Они забрались в машину. Мороз нешуточный, но выстудиться автомобиль не успел.
Иванов запустил двигатель, включил печь.
Они отъехали на полкилометра, остановились. Было видно, как из балка вышли люди и пошли к строительной технике.
— Итак, какие соображения? — почти повторил вопрос следователя Петров.
Начал Сидоров:
— Следователь ничего не скрывает. Озадачен, немного напуган, но ничего личного, в смысле — относимого непосредственно к нему. Просто страшно. Хочет поскорее оказаться подальше. Те, кто с ним — тени, собственные эмоции вторичны. Омоновский майор зол, напуган и опасен. Готов к действию. Ждёт что-то или кого-то. Капитан и лейтенант боятся ответственности, но майора боятся больше. Все трое под воздействием психостимуляторов. Грязный первитин или что-нибудь вроде этого. От мёртвых никаких сигналов не уловил.
Помолчали, раздумывая.
Иванов кашлянул.
— Да?
— На глазок — постановочная сцена. Убили и рассадили, как кукол. Для устрашения. Меня напугало, — сказал Иванов.
— Убили?
— Или убил. Но это трудно. Я бы точно не смог одновременно четверых, и чтобы — как новенькие, без следов.
— А если по очереди?
— Ну, по очереди…
— Следовательно, нам ясно, что ничего пока неясно, — подвел итог Петров. — Едем в Огарёвск. Спать и ждать.
По пути он проверил почту. Пространство окрест Дубравки не было интернетизировано («Коммунизм плюс интернетизация всей страны»), но автомобиль умел многое.
Глава 4
Я спал до полудня. Просыпался на минуту, другую, хватал кусок сала, колбасы или сыра, проглатывал и засыпал снова. Метаморфоз штука затратная, и золотое правило «выигрываешь в одном — проигрываешь в другом» обойти невозможно ни в механике, ни в биологии. Легенды о вампирах и вурдалаках, проводящих недвижно дни в гробах, не на ровном месте возникли.
Мёртвый сон я позволить себе не мог: вдруг кто придёт по мою душу? Замка, в смысле — крепости, у меня нет, преданного слуги тоже нет, собрата-вурдалака, стоящего на часах, покамест стая переваривает ночную трапезу, опять нет. Вот и сплю вполглаза, вполуха, вполноса. С другой стороны, я же не всю ночь бегал по лесам, даже не половину, и к полудню проснулся восстановившимся если не полностью, то на большую часть. Умылся, побрился, переоделся и причесался. Погляделся в зеркало. Ботан, и больше ничего.
Вышел во двор. На улицу. Никого.