Замечено: Почему, в крайнем случае, он не мог извергнуть пламя?
Замечено: Откуда он явился?
Замечено: Куда он направился?
Дождь застучал сильнее в окно. Звуки приветствий стали тише, а затем и окончательно затихли. Доносились только раскаты грома и всполохи молний.
Бодряк подчеркнул несколько раз слово «направился». Немного поразмыслив он добавил два восклицательных знака: !!
Полюбовавшись на написанное, он скрутил бумагу в комок и швырнул в камин, где тот был пойман и проглочен Эрролом.
Там было совершено преступление. Чувства Бодряка, неизвестно как овладевшие им, древние чувства полицейского, вздыбившие шерсть на загривке и говорившие ему, что здесь было совершено преступление. Возможно, это было очень странное преступление, не фигурировавшее в книге Морковки, но, тем не менее, оно было совершено весьма искусно. Горстка полыхающих жаром убийц только положили ему начало. А он обнаружил его и дал ему имя.
Затем он встал, снял с крючка за дверью кожаную накидку, защищавшую его от дождя, и вышел в город, беззащитно и неуютно лежавший перед ним.
Именно сюда собираются драконы.
Они лежат…
Отнюдь не мертвые, а спящие. Ничего не ждущие, ибо ожидание предполагает предвкушение. Возможно, для этого подыщется слово…
…злые.
Если только припомнить чувство истинного наслаждения от настоящего воздуха, взрезаемого крыльями, и незабываемое удовольствие извергать пламя. Над ними были пустые небеса и весьма интересный мир под ними, полный странных мечущихся созданий. Существование имело здесь совсем другую структуру. Более совершенную структуру.
И именно сейчас, когда он только начал наслаждаться всем этим, он был искалечен, прекратив извергать пламя, и был отхлестан, как эти волосатые собакообразные млекопитающиеся.
Мир удалился прочь.
В рептильих синапсах мозга дракона затлело подозрение, что вполне возможно, он мог бы вполне вернуть мир назад. Он был вызван из небытия и вновь с позором изгнан. Но, возможно, сохранился след, запах, путеводная нить, которая могла бы привести его в небо…
Возможно, это была тропинка, проложенная мыслью…
Он призвал разум вспомнить все произошедшее. Сварливый голос, исполненный своей миниатюрной важности, и разум, почти такой же, как у дракона, но только гораздо, гораздо меньшего размера.
Ага.
Он расправил крылья.
Леди Рэмкин приготовила себе чашку какао и прислушалась к шуму дождя, булькавшего в водосточных трубах.
Она стащила с ног изрядно надоевшие бальные туфельки, которые, как она была готова признать, были подобны паре розовых каноэ. Но положение обязывает, как говаривал этот забавный маленький сержант, и как последний представитель одной из древнейших семей Анк-Морпорка, она должна была, показывая готовность и рвение, идти на победный бал.
Лорд Ветинари редко затевал балы. Об этом даже сложили популярную песню. Но сейчас все было готово к балу.
Она не выносила балов. Для нее было истинным мучением не предаваться любимому занятию – отчищать от грязи драконов. Понятно, где вы находились, отчищая от грязи драконов. Вы не краснеете и не порете горячку, не вынуждены есть всякие глупые блюда на палочках, или надевать платье, делающее вас похожей на облако, полное херувимов. Маленьким драконам наплевать на то, как вы выглядите, лишь бы у вас в руках была миска для кормления.
В самом деле забавно. Она всегда думала, что это занимает недели и месяцы, подготовить бал. Приглашения, декорации, колбаски на палочках, чертова куриная смесь для фарша во всех этих кондитерских изделиях. Но все это должно быть проделано в считанные часы, как этого можно ожидать. Очевидно, одно из чудес обслуживания. Она даже танцевала, как бы это получше выразиться, с новым королем, который нашел для нее несколько вежливых слов, которые, впрочем, были заглушены окружающим шумом.
А завтра коронация. Можно было бы подумать, что на ее подготовку уйдут месяцы.
Она все еще размышляла о том, как прошлой ночью она намешала в еду драконам каменное масло и торф, украсив цветочками из серы. Она не побеспокоилась о том, чтобы сменить бальное платье, а только накинула сверху тяжелый фартук, надела рукавицы и шлем, опустила забрало и, схватив ведра с едой, побежала под непрекращающимся дождем к сараю.
Она заметила это, как только открыла дверь. Обычно прибытие пищи вызывало бурю уханий и свистов, а также всплесков пламени.
Драконы, каждый в своем загоне, тихо замерли и внимательно таращились на крышу.
В этом было что-то пугающее. Она звякнула ведрами друг о друга.
– Не нужно бояться, противный большой дракон улетел! – жизнерадостно сказала она. – Застрял во всем этом, ребята!
Один или двое, оторвавшись на миг, поглядели на нее, а затем вернулись к…
Чему? Они не выглядели испуганными. А просто очень, очень внимательными. Это походило на дежурство. Они ждали того, что должно было произойти.
Опять пророкотал гром.
Через пару минут она была на пути в мокрый город.
Существуют песни, которые никогда не поются в трезвом состоянии. Одна из них – «Нелли старшина». Как всякая песня она начинается с «Как был я на прогулке…» В окрестностях Анк-Морпорка излюбленным напевом был «На посохе волшебника есть ручка на конце».
Шеренга была пьяна. По крайней мере, двое из трех были пьяны. Морковку уговорили попробовать смесь джина с элем, но она ему не очень понравилась. Он не знал всех слов, а многие из них, как он подозревал, были ему совершенно непонятны.
– Понимаю, – в конце концов сказал он. – Это такая смешная игра слов, верно?
– Знаешь, – задумчиво сказал Двоеточие, уставившись на плотный туман, наплывавший с Анка. – В такие времена я полагаю старый…
– Не стоит так говорить, – сказал Валет, немного колеблясь. – Признайтесь, что если мы ничего не будем об этом говорить, то это будет наилучшим.
– Это была его самая любимая песня, – печально сказал Двоеточие. – У него был прекрасный светлый тенор.
– Но, сержант…
– Он был правильным человеком, наш Гамашник, – сказал Двоеточие.
– Мы ничем этому не поможем, – надувшись сказал Валет.