Руперт улыбнулся воспоминаниям. Время от времени хоть что-то он делал правильно.
Они снова начали карабкаться вверх. Мышцы спины и ног болели теперь зверски, они просто протестующе выли, но люди упорно продолжали восхождение. Хок еще больше замедлил шаг, но это не помогало. Время, казалось, ползло. Головы свесились на грудь. Путники слишком устали даже для того, чтобы заглядывать в растущий провал. Наконец, они достигли широкого, незаметно изгибающегося свода купола и, пройдя через люк в нарисованном голубом небе, выбрались на следующий этаж. И снова ступени вдоль стены. И новые этажи. Они ползли вперед, стараясь думать только о ближайших ступенях, что ждали их впереди.
Теперь повсюду виднелись дивные произведения искусства, грандиозные и прекрасные, бессчетные столетия скрытые от смертных взоров. Все они были осквернены кровью невинно убиенных. Предательство Жареного наложило отпечаток на весь Собор, а он только смеялся.
Они едва добрались до девятого этажа, когда Ламент вдруг объявил привал. Пешеход переносил тяготы подъема легче всех, а поскольку он в первый раз попросил о передышке, все остановились и уставились на него. Он не выглядел уставшим или даже запыхавшимся. Джерико Ламент задумчиво разглядывал простую, самого обычного вида дверь, врезанную прямо в стену. Пешеход протянул руку и легонько пробежал пальцами по тускло-коричневой поверхности.
— Что за ней, убийца?
— Сокровища и ужасы, — беспечно ответил Жареный. — Воплощенные мечты и кошмары, давно потерянные для мира людей. Сюда было принесено множество драгоценных вещей, дабы преумножить благодать величайшего в мире Собора. Можете взглянуть, если хотите. Ни одна из этих дверей не заперта. Но помните: открывая здесь дверь, вы рискуете душой.
— Ай, заткнись! — рявкнула Фишер. — Почему ты не можешь разговаривать, как все нормальные люди?
— Не думаю, что у нас есть время для охоты за сокровищами, — брюзгливо заметил Сенешаль, промокая рукавом пот со лба. — Может, на обратном пути…
— Здесь должно находиться чудо, — сказал Ламент. — Предметы, которых при жизни касалась рука Спасителя.
— А, это, — небрежно бросил Жареный. — Ежели вам нужны реликвии, то вы пришли по адресу. За этой дверью находится реликварий, музей костей. Сюда стаскивали всевозможный религиозный хлам, пока строили Собор, поэтому пришлось устроить выставку. Присмотрись повнимательнее к двери, Пешеход.
Ламент наклонился ближе и уперся носом в бледно-коричневую поверхность. Его острые глаза разглядели тонкую вязь переплетающихся линий или трещин, как будто вся дверь представляла собой одну большую головоломку. Он задумчиво сдвинул брови, пытаясь выявить закономерность. Все части были безупречно пригнаны друг к другу. Наконец он распознал образующие дверь формы и отдернул голову в шоке и ярости. Пешеход опасно быстро развернулся на узкой ступеньке и гневно воззрился на Жареного.
— Что ты сделал, мразь?! Это же кости! Человеческие кости! Вся дверь сложена из человеческих костей!
— Ну да, — подтвердил Жареный. — А отчего, по-твоему, он называется музеем костей? Входи, входи. Ты еще ничего не видел.
Дверь легко распахнулась от прикосновения Ламента, и он вошел. Остальные последовали за ним, как всегда держась подальше от Жареного. Длинная узкая комната, уходящая прочь от двери, состояла полностью из человеческих костей. Никаких усилий скрыть природу комнаты не предпринималось. Плечевые и берцовые кости образовывали стены, пустоты между ними заполнялись костяшками пальцев. Потолок представлял собой выложенный черепами свод. Пустые глазницы взирали сверху вниз на первых за века посетителей. Вдоль комнаты протянулись два ряда обычных стеклянных стеллажей, где были выставлены всевозможные предметы. В дальнем конце реликвария возвышался богохульный костяной алтарь, где подсвечниками служили собранные щепоткой кисти рук, а чашей для питья — череп. Пол колыхался под ногами волнами плотно уложенных ребер.