«Шрам» Дариуса относился как раз-таки к последней категории. Сам Витер пытался его изгнать, и потому края раны болезненно подрагивали, и иногда, казалось, можно было увидеть проглядывающий сквозь нарыв на теле мира силуэт чего-то огромного — Осквернённого, выбравшего своим вместилищем Дариуса. Частота толчков понемногу увеличивалась, что наводило на мысли о чьей-то сторонней помощи в избавления от разрушающего Витер существа. Но, что бы там ни происходило, оно значительно облегчало задачу подглядывания за Осквернителем — пока он был занят внутренними проблемами, смотреть можно было напрямую через «шрам».
— А это нормально, что я тебя только слышу? — сквозь живописную картину гниющего разрыва пробился голос Астерота.
Нет, но мы это исправим. Просто погрузись в эти слова, пойми, что это не просто звуки…
С оглушительным свистом, больно взрезавшим по ушам Аспера (интересно, это отразилось на его теле?), его Душа вместе со мной отправилась подглядывать за Осквернителем. Обойти разрывающееся пространство не составило труда, и вскоре из черноты вокруг выплыл каменный зал.
***
Зал? Почему сразу зал? Напротив, Дариус скорее находился в комнате.
То, что я поначалу принял за место проведения его «королевских» аудиенций, оказалось одной из отведённых под него комнат. Замок был большой, так что, следовательно, и комнат в личном распоряжении Дариуса была множество.
Конкретно эта больше напоминала чулан, нежели покои Тёмного Лорда. Небольшая каморка с стенами из холодного чёрного камня была почти полностью перегорожена стоящими посреди неё столом и стулом. И если первый был обычным, то второй выделялся на фоне голых стен своей вычурностью, напоминая скорее украденный откуда-то трон, а не обычный табурет.
Прямо перед столом висел портрет дамы в преклонном возрасте, грозно и одновременно с тем с любовью глядящей на художника. Её лицо было прорезано множеством морщинок, седые волосы были собраны в пучок, возвышающийся над затылком. Итак узкие глаза были чуть прищурены: бабка в тот день потеряла очки, а портретист отказался ждать, когда она их найдёт. Но в глубине карих провалов чернела вместе со злостью на упёртого художника ещё и любовь, ведь где-то там, вдали от злого мира, бегал и игрался её внук. И его, как ни удивительно, ждала не менее злая, чем внешний мир, судьба. И его звали Дариус.
Перед портретом на коленях сидел парнишка, в котором тяжело было узнать Осквернителя. Не отличавшийся даже в своём «нормальном» состоянии, в этот момент Дариус представлял из себя воплощение человеческой апатии и одновременно с ней безумия. Он раскачивался из стороны в сторону в одном накинутом на обнажённое тело халате и смотрел на свои трясущиеся руки. Пальцы дрожали, как и он сам.
— Смотри, смотри, смотри-и-и! Из-за тебя, из-за тебя… из-за… меня? — Осквернённый Лорд откровенно бредил, неся всякую околесицу. — Ты, ты… я? Я… — с пониманием ответил он сам себе и вдруг поднял голову, уставился на портрет. — Ба… Только ты поймёшь! Только ты, ты, ты… — мертвенную тишину, нарушаемую только потрескиванием висящего над входом факела, прорезал то ли стон, то ли тихий вскрик. Дариуса скрывала тень, но, приглядевшись, можно было заметить, как на одном из пальцев вдруг вырос острый коготь, и он с силой вогнал его себе в локоть. На пол закапала кровь. — Я… Они… Ты… Я не хотел, честно, нет! Это не моя идея была, это Ф-ф-фликия, да, она! Она меня тогда уговорила… Или не меня? Ба! — Истерично закричал Лорд, выдернув коготь и всплеснув руками. Из раненой левой комнату окропило несколько разлетевшихся капель крови. Одна из них чуть не долетела до портрета, и Дариус молниеносным рывком подполз к ней, схватил вырвавшимся из-под кожи щупальцем и вернулся обратно. — Я… я не знаю, где… где…
Тело обычно раскрепощённого собственным безумием Осквернителя еле заметно дёрнулось, а затем комнату огласил очередной стон. На этот раз он, похоже, решил увеличить дозировку боли, и потому вогнал в себя сразу два когтя, то ли чудом, то ли намеренно проведя их совсем рядом с бедренными костями и не задевая ключевых артерий.
— Мой Лорд, Вы… — Из-за двери донёсся приглушённый голос. Я определённо знал, кому он принадлежал, но из-за Великого Ничто было тяжело разобрать, кому именно. Как будто всего одному демону — и одновременно всем им сразу.