В шерстяной куртке, расшитой по вороту, полам и концам рукавов золотой нитью, в широких кожаных шароварах, удобных для верховой езды, в мягких сапогах с короткими, до икр, голенищами, перевязанными у щиколоток, чтобы не спадали, вождь сидел на пригорке, подстелив бычью шкуру, подогнув одну ногу под себя и положив рядом серую войлочную шапку с острым верхом.
Ветер трепал его перехваченные шнуром густые темно-русые волосы.
На груди висела большая золотая гривна с искусно вычеканенными подвесками, изображавшими рогатых оленей.
Мочку левого уха оттягивала вниз крупная серьга. На загорелую щеку скифа падал от серьги желтый отблеск.
Акинак — длинный, в полтора локтя, кинжал в ножнах, обвитых причудливым узором из тесно сплетенных в кровавой свалке разъяренных чудовищ: львов с головой и клювом хищных птиц, бешено оскалившихся крылатых быков, злобных сфинксов, стреляющих из лука, — был заткнут за пластинчатый серебряный пояс.
Скифы — кто в такой же куртке, как у вождя, но с более скромной вышивкой, кто в одних шароварах, голый до пояса и босой — молча сидели вокруг предводителя.
Недалеко виднелся их лагерь — сотни три конических шатров, обнесенных кольцом из крытых войлоком четырехколесных повозок.
К небу вился дым. Женщины в длинных, до пят, узких платьях и остроконечных шапочках варили в бронзовых котлах баранину. Не требовалось ни столбов, ни цепей, чтобы подвесить котел. Не нужно было долбить землю, чтобы врыть его в очаг. Он был снабжен снизу толстой «ногой», котел ставили прямо на землю, обкладывали дно снаружи сухим пометом, колючкой и разжигали костер. Для кочевников, скитающихся в полях, где не увидишь и деревца, лучше не придумать.
Становище казалось островом на этой безлесной засушливой равнине.
Давно облетели ярко-желтые и красные лепестки горицвета, крупные, приятные глазу, белые, розовые и алые цветы пиона, душистые кисточки гиацинта и оранжевая вязь шафрана.
Стада паслись на выгоревших под жарким солнцем лугах, где стлались по ветру, точно хвосты белых коней, и как бы неуловимо струились над землей тонкие, гибкие стебли ковыля. Где тихо и уныло шумели редкие поросли житняка, бобовника, поникшего шалфея. Где прохваченное ржавчиной перекати-поле уже готовилось тронуться в путь по голой осенней земле.
Лисицы охотились на полевых мышей. Кружил над степью, наводя страх на мелких зверушек, голодный ястреб. Бросок! Неудача. Зашипит потревоженная гадюка, метнется к норе суслик. Взлетит и тут же кинется вниз испуганный стрепет. Затаится в рытвине, сжавшись в комок, осторожная куропатка. И опять медленно и терпеливо парит над степью, чуть покачиваясь и подрагивая широко раскинутыми крыльями на восходящей волне горячего воздуха, зоркая хищная птица…
Вождь поднял голову и снова раскрыл большой рот, затерявшийся под густыми усами, в курчавой бороде; недобро сверкнули на темном, как бронза, сухом лице белки огромных карих глаз и ослепительно белые зубы.
— Сколько лет они притесняют нас? Не сосчитать. Год рабства тянется дольше, чем век свободы. Этот хитрый, жадный и лживый народ обманом захватил у нас лучшую землю. Диофант разрушил царство Палака. Асандр отгородил от нас каменной стеной восточную часть полуострова. Херсонес закрыл доступ к морю на западе. Сколько наших братьев схвачено и продано в далекие страны? Вы слышите — они зовут на помощь! Мы должны мстить эллинам день и ночь. Пусть ни одного грека не останется в Тавриде!
Номады внимательно слушали вождя.
Кое-кому хотелось возразить.
Эллины пришли к морю Ахшайна всего на сто лет позже кочевых скута. Значит, они имели на эту землю не меньше прав, чем скифы. Потом, эллины не только грабили — скифы и тавры научились у них строить каменные дома, торговать, выделывать из серебра и золота дорогие вазы и украшения. У кочевников, часто посещавших торжища у моря, было среди греков немало добрых приятелей. Не хотелось бы их убивать.
Но разве позволительно возражать самому вождю?
Теперь не те времена, когда предводитель избирался из среды простых людей и во всем подчинялся народному собранию. Нынешние старейшины, научившись у тех же греков, которых они так ненавидят, копить добро и обращать его в золотые монеты, захватили в свои руки полную власть над племенами. Потому и ратует вождь за очередной набег, что ему одному достанется почти десятая часть всей добычи. Попробуй не отдай. Свирепые дружинники, которых вождю есть на что содержать, живо свернут тебе шею. Кто богат — у того сила.