Выбрать главу

— Вот что, Клеариста! — загорелась Гикия. — Иди, подслушай, о чем они говорят, ладно? Только обувь сними, чтоб шагов твоих не услышали… Ступай, ступай!

Служанка покорно и понимающе кивнула, тихонько выбралась за дверь и зашлепала вниз, но почти тут же, спустя несколько минут, боком ввалилась в комнату, голубая от ужаса, с выпученными глазами и перекошенным ртом.

— Что с тобой? — всполошилась Гикия.

— Ох!.. Только я сунулась на мужскую половину — ох! и добралась до комнаты господина, как вдруг кто-то как схватит меня за плечо — ох! Гляжу — это один из тех троих — ох! Чего, говорит, ты, говорит, дрянь, говорит, здесь, говорит, потеряла? Ох!.. Дело, сказала я ему, у меня, сказала я ему, тут есть, сказала я ему. Тогда он как-то дико так поглядел на меня — ох! — да как зашипит, словно змея: «Пошла вон отсюда — ох! — пока я тебе уши не обрубил…» Ох! Чуть жива добралась…

— Что у них там происходит? — встревожилась Гикня,

Поскольку боспоряне не хотят, чтобы их подслушивали, значит, они скрывают нечто серьезное, а может быть — и опасное! Что? Боже! Услышать бы хоть два-три слова из их разговора… Всего два-три слова могут навести на правильную разгадку тайны. Но как подобраться к комнате Ореста?

У единственной двери — боспорянин, через потолок ничего не услышишь. Остается — выйти во двор и подкрасться к окну…

Правда, оно сейчас плотно закрыто ставней, увидеть ничего не удастся, но зато можно будет кое-что разобрать на слух. Конечно, подслушивать нехорошо… но кто их знает, о чем они совещаются? Ведь это — боспоряне.

Гикия велела Клеаристе никуда не отлучаться, закуталась в толстое покрывало и выскользнула наружу.

Буря свирепствовала с прежней силой. Ревело море. Ветер, казалось, задался целью разнести усадьбу. Он грохотал черепицей на крышах, наваливался на дуб, стараясь повалить, с треском обламывал ветви, гонял по огромной луже, образовавшейся во дворе, волну за волной и с плеском обливал стены дома потоками холодного дождя. Гикия спряталась за дубом, который стонал и покряхтывал, будто старый человек, и приникла к окну комнаты, где жил Орест. Оно было третьим справа от выхода.

На счастье, в ставне нашлась узкая щель, и Гикия сразу же увидела лицо Ореста.

Оно испугало женщину своей угрюмостью. Муж посмотрел налево от себя (очевидно, там сидел гнусавый боспорянин) и что-то сказал, но что — Гикия не уловила. Мешал ветер, к тому же разговор, надо полагать, велся вполголоса.

Гикия не теряла надежды сделать важное открытие и не отходила от окна.

Дождь, насквозь и обильно, до последней нитки, пропитав покрывало, заструился по плечам, спине и бедрам, так же равнодушно обтекая их, как голый камень за оградой. Ноги, утопая до икр в студеной воде, окоченели и утратили чувствительность, словно вместо живых ступней женщине приладили деревянные.

Орест поднялся, исчез из поля зрения, потом снова появился. Вероятно, слушая гостя, он расхаживал по комнате. Вдруг он остановился, резко повернулся, и Гикия услышала слова, произнесенные громко и четко:

— Нет!

Очень гневно, судя по срывающемуся голосу, заговорил гость:

— Асандр… ждет… наследник… поедешь… Пантикапей…

Опять злой выкрик Ореста:

— Нет, сказал я тебе!

Так вот в чем кроется тайна! Гикия, едва переступая застывшими ногами, вернулась к себе. Клеариста растерла госпожу вином, тепло укрыла, ближе подвинула жаровню. Так вот зачем пожаловали ночные гости!

Они хотят увезти Ореста в Пантикапей. Видимо, Асандр почувствовал, что ему пора собираться в ад, и потому срочно вызвал сына домой. Орест — единственный наследник царя.

Стуча зубами от озноба, Гикия всю ночь ломала голову: согласится ли Орест уехать? Если да, то один или… с нею? И согласится ли она, Гикия, покинуть Херсонес? Нет! Поселиться среди ненавистных боспорян? Никогда! Но как же быть… остаться без Ореста?

Подобно всякой женщине, для которой муж, пока они вместе — невыносимо плох, а когда врозь — страстно, до слез, желанен, Гикия только сейчас в полную меру ощутила, как нужен ей беспутный Орест. Можно спорить, браниться, сторониться его, отталкивать — но только чтоб он находился тут, рядом. Очутиться вдруг одной, без Ореста — это было свыше понимания. Заныла грудь. Что теперь будет?