Смотреть в лицо Делоне в ту секунду было сродни любованию грозой на горизонте. Герцог Баркель л’Анвер приходился родным братом давно покойной Изабель.
— Значит, д’Эссо — агент Дома Анверов… — подумал вслух Делоне. — А я-то гадал, кто же подливает масла в этот огонь. Должно быть, именно д’Эссо стоял за назначением л’Анвера в Халифат. Ты ничего ему не сказала?
Брошенный на меня взгляд был быстрым и пронзительным.
— Милорд! — запротестовала я, выпрямляясь и тут же морщась от боли.
— Федра, прости. — Изменившись в лице, Делоне встал на колени у моей постели и взял меня за руку. — Новость, что ты мне принесла, — бесценная жемчужина, несомненно, но даже она не стоила той боли, что тебе пришлось вытерпеть. Обещай, что в следующий раз произнесешь сигнал.
— Милорд, я такая, какая есть, и именно поэтому вы купили мой туар, — разумно заметила я. — Но, если по правде, я не думала, что он пустит кочергу в ход. — Увидев, что Делоне немного успокоился, я воспользовалась преимуществом момента: — Милорд, а кем была для вас Изабель л’Анвер, раз ее ненависть преследует вас даже из могилы?
Рассчитывая, что сумею подловить наставника в минуту слабости, я ошиблась; лицо Делоне вновь посуровело, приняв столь любимый мной строгий вид.
— Федра, мы уже не раз об этом говорили; поверь, для тебя лучше не знать, почему я поступаю так, как поступаю. Запомни мои слова: если Хильдерик д’Эссо решит, что тебе и впрямь что-то обо мне известно, то, сокрушая твое молчание, он станет обращаться с тобой отнюдь не так бережно, как до сих пор, хотя бережностью он и в обычном состоянии, как знаешь, не отличается.
Засим Делоне поцеловал меня в лоб и ушел, пожелав спокойной ночи и скорейшего выздоровления.
* * * * *
К счастью, благодаря Стреле Кушиэля моя плоть исцелялась быстро. Вернувшись, доктор-иешуит объявил, что уродливый ожог чист от заражения, и выдал Делоне бальзам, целебные свойства которого помогали нарастать новой коже и предотвращали образование шрама. В Доме Валерианы я видела посвященных, исполосованных рубцами от бичевания, но для себя такое уродство считала недопустимым. Делоне всегда держал наготове запас разнообразных мазей и кремов для обработки моих ран; хотя, по моему опыту, ни одно средство не врачевало столь успешно, как бальзам иешуита.
Не имея пока возможности заниматься своим искусством, я проводила время с Гиацинтом.
Мое положение изменилось, но Гиацинт тоже не сидел на месте. Он наконец убедил мать расстаться с частью заработанного тяжким трудом золота и, пополнив собственные накопления, приобрел дом на рю Куполь. Пусть не больше прежнего и столь же убогий, зато этот дом был их собственным. Гиацинт с матерью жили, как привыкли, на первом этаже, а верхние комнаты сдавали бесчисленным тсыганским семьям, которые проезжали через город с лошадиными ярмарками и балаганами, следующими по торговым путям.
Прорицательница постарела и ссохлась, но яростный блеск ее глубоко посаженных глаз не потускнел. Я отмечала, как уважали ее кочующие тсыгане, и также видела, что они избегали Гиацинта, хотя с ним я эту тему не затрагивала. Среди тсыган он был презираемым полукровкой-ангелийцем, а среди ангелийцев — таинственным Принцем Странников, и жители Сеней Ночи продолжали платить ему звонкой монетой за гадание по руке.
Однако Гиацинт не оставил мечту найти народ своей матери и потребовать причитающееся ему по праву рождения; но тсыгане, проезжавшие через Город и ненадолго задерживавшиеся в его стенах, происходили из других племен. Родной народ Гиацинта являлся сюда только раз, — рассказывал он со слов матери, — когда и потерял прекраснейшую из своих дочерей, павшую жертвой коварного ангелийского соблазнителя. Теперь же в ворота Города въезжали только беднейшие таборы, а цвет тсыганской знати странствовал по разным землям, следуя Лунго Дром, длинному вольному пути.
Так думал Гиацинт, и не мне было его разубеждать; возможно, он на самом деле не обманывался. Тогда он казался весьма довольным своим не подвергаемым сомнению статусом Принца Странников в Сенях Ночи, и я радовалась его довольству, потому что Гиацинт был моим другом. Но я так и не призналась ему, что выбрала его имя своим охранительным сигналом. При всей моей любви к Гиацинту я бы не вынесла, задери он нос еще выше.
— Значит, Хильдерик д’Эссо в кармане у л’Анвера, — протянул Гиацинт, когда я поделилась с ним последними событиями, и присвистнул сквозь зубы. — Да, это интересная новость, Федра. И что по этому поводу думает твой Делоне?
— Ничего, — скривилась я. — Старея, он становится все более скрытным и упорно притворяется, будто защищает нас, держа в неведении. Хотя иногда мне кажется, что с Алкуином он откровеннее, чем со мной.