Но тут его взгляд скользнул направо. Он рассматривал сверху обширный прямоугольник монастыря. И укрепленного мельничного моста. «Моего моста», — подумал он. Этот мост Крис изучал все лето...
И, к сожалению, мост очень сильно отличался от реконструкции, которую он сделал на компьютере.
Chris saw four water wheels, not three, churning in the current that ran beneath a bridge. And the bridge above was not a single unified structure. There seemed to be at least two independent structures, like little houses. The larger was made of stone and the other of wood, suggesting the structures had been built at different times. From the stone building, smoke belched in a continuous gray plume. So maybe they really were making steel there, he thought. If you had water-powered bellows, then you could have an actual blast furnace. That would explain the separate structures, too. Because mills that ground grain or corn never permitted any open fire or flame inside—not even a candle. That was why grinding mills operated only during daylight hours.
Absorbed in the details, he felt himself relax.
Крис сразу же увидел, что в стремнине под мостом крутятся не три, а четыре водяных колеса. Да и сам мост не был единой конструкцией, как представлялось ему. Похоже, что он состоял по крайней мере из двух независимых одна от другой частей, напоминавших небольшие дома. Больший был каменным, а меньший — деревянным, и они явно были возведены в разное время. От каменного здания длинной непрерывной серой лентой поднимался дым. «Может быть, там действительно плавили сталь, — подумал он. — Если там есть мехи, приводимые в движение водой, то вполне может быть и настоящая доменная печь». Это объясняло и различный тип зданий. Ведь на мельницах никогда не разрешалось пользоваться открытым огнем — даже зажигать свечу. Именно поэтому мельницы работали только в дневные часы.
Он продолжал присматриваться к деталям и почувствовал, что ему становится легче.
On the far side of the muddy path, Marek stared at the village of Castelgard with a slow sense of astonishment.
He was here.
Марек, стоя на той же самой тропинке, рассматривал деревню Кастельгард, и в нем продолжало постепенно нарастать удивление.
Он находился здесь.
He felt light-headed, almost giddy with excitement as he took in the details. In the fields below, peasants wore patched leggings and tunics in red and blue, orange and rose. The vivid colors stood out against the dark earth. Most of the fields were already planted, their furrows closed over. This was early April, so the spring planting of barley, peas, oats and beans—the so-called Lenten crops—would be nearly finished.
От волнения у него чуть ли не кружилась голова, но он продолжал жадно всматриваться в окружающее, всем своим существом впитывая детали. Крестьяне, трудившиеся внизу, были одеты в залатанные шоссы и разноцветные — красные, синие, оранжевые и розовые — туники. Яркие одежды резко бросались в глаза на фоне темной земли. Большая часть полей была засеяна, ведь уже наступил апрель, и весенний сев ячменя, гороха, овса и бобов — так называемых «постных культур» — близился к завершению.
He watched a new field being plowed, the black iron blade hauled by two oxen. The plow itself turned the earth of the furrow neatly on both sides. He was pleased to see a low wooden guard mounted above the blade. That was a moldboard, and it was characteristic of this particular time.
Марек внимательно смотрел, как распахивали новое поле; два вола тащили плуг с черным железным лемехом. За плугом возникала аккуратная борозда с двумя горками земли по сторонам. Присмотревшись, он с удовольствием разглядел над лемехом невысокий деревянный отвал. Такая конструкция была характерна именно для этого времени.
Walking behind the plowman, a peasant sowed seed with rhythmic sweeps of his arm. The sack of seed hung from his shoulder. A short distance behind the sower, birds fluttered down to the furrow, eating the seed. But not for long. In a nearby field, Marek saw the harrower: a man riding a horse that dragged a wooden T-frame weighted down by a large rock. The harrower closed the furrows, protecting the seed.
Следом за пахарем шел еще один крестьянин. Он ритмичными взмахами руки разбрасывал семена, которые доставал из мешка, висевшего на груди через плечо. Буквально в двух шагах за ним в борозде волновалось множество птиц, поедавших зерно. Но пиру их не суждено было продолжался долго. На близлежащем поле Марек увидел третьего крестьянина. Тот сидел верхом на лошади, впряженной в борону, похожую на букву Т, на которой сверху лежал большой камень. Борона заваливала борозды землей, защищая посевы.
Everything appeared to move in the same gentle, steady rhythm: the hand throwing seed, the plow turning the furrow, the harrow scraping the ground. And there was almost no sound in the still morning, just the hum of insects and the twitter of birds.
Казалось, все двигалось в одном плавном, но непреклонном ритме: плуг, прокладывавший борозду, рука, бросавшая зерно, борона, ровнявшая землю. И в спокойном утреннем воздухе не разносилось почти никаких звуков, кроме жужжания насекомых и щебета птиц.
Beyond the fields, Marek saw the twenty-foot-high stone wall encircling the town of Castelgard. The stone was a dark, weathered gray. In one section, the wall was being repaired; the new stone was lighter in color, yellow-gray. Masons were hunched over, working quickly.
За полями, в небольшом отдалении, Марек видел каменную стену в двадцать футов высотой. Она окружала город Кастельгард. Камень был темным от многолетней непогоды. Но один кусок казался гораздо светлее, желто-серым: здесь стена ремонтировалась. Было видно, что каменщики поспешно ведут кладку. По верху стены расхаживали взад-вперед облаченные в панцири воины; то и дело они приостанавливались и нервно всматривались в даль.