“Because of the Hundred Years War,” Marek said, “which was fought between England and France.”
“What was it, a religious war?”
— Из-за Столетней войны, — объяснил Марек, — которую вели между собой Англия и Франция.
— Наверно, это была религиозная война?
“No,” Marek said. “Religion had nothing to do with it. Everyone at the time was Catholic.”
“Really? What about the Protestants?”
— Нет, — ответил Марек. — Религия не имела к этому никакого отношения. В то время все были католиками.
— Неужели? А как же протестанты?
“There were no Protestants.”
“Where were they?”
Marek said, “They hadn't invented themselves yet.”
— Не было никаких протестантов.
— А где же они были?
— Они тогда еще не выдумали себя, — высказал афоризм Марек.
“Really? Then what was the war about?”
“Sovereignty,” Marek said. “It was about the fact that England owned a large part of France.”
— Да ну! Тогда из-за чего же они воевали?
— Из-за суверенитета. Значительная часть Франции принадлежала тогда Англии.
One of the men frowned skeptically. “What are you telling me? England used to own France?”
Marek sighed.
Один из мужчин недовольно нахмурился.
— Что вы болтаете? Франция принадлежала Англии?
Марек вздохнул.
He had a term for people like this: temporal provincials—people who were ignorant of the past, and proud of it.
Temporal provincials were convinced that the present was the only time that mattered, and that anything that had occurred earlier could be safely ignored. The modern world was compelling and new, and the past had no bearing on it. Studying history was as pointless as learning Morse code, or how to drive a horse-drawn wagon. And the medieval period—all those knights in clanking armor and ladies in gowns and pointy hats—was so obviously irrelevant as to be beneath consideration.
У него было собственное определение для таких людей: «провинциалы времени» — люди, не знавшие прошлого и гордившиеся этим.
Провинциалы времени были убеждены, что настоящее является единственным временем, которое имеет хоть какое-то значение, и все, что происходило ранее, можно преспокойно игнорировать. Современный мир был неотразимым и новым, а прошлое не имело для них никакого значения. Изучение истории было таким же бессмысленным занятием, как, к примеру, овладение азбукой Морзе или искусством управления грузовым фургоном. И Средневековье — все эти рыцари в звенящей броне и дамы в высоких остроконечных головных уборах — настолько, очевидно, не имело отношения к реальности, что о нем и вовсе не стоило разговаривать.
Yet the truth was that the modern world was invented in the Middle Ages. Everything from the legal system, to nation-states, to reliance on technology, to the concept of romantic love had first been established in medieval times. These stockbrokers owed the very notion of a market economy to the Middle Ages. And if they didn't know that, then they didn't know the basic facts of who they were. Why they did what they did. Where they had come from.
Professor Johnston often said that if you didn't know history, you didn't know anything. You were a leaf that didn't know it was part of a tree.
Но суть заключалась в том, что основы современного мира были заложены именно в Средневековье. Все, начиная от системы правосудия до моноэтнического государства, от технологии до концепции романтичной любви первоначально возникло в средневековые времена. И самим понятием «рыночная экономика», которой эти биржевые маклеры поклонялись, они были обязаны Средневековью. Если они не знали этого, значит, они не знали главного о том, кем они сами являются. Почему они делают то, что делают. Откуда они возникли.
Профессор Джонстон часто говорил, что человек, не знающий истории, не знает ничего Это все равно что лист, не знающий, что он является частью дерева.
The stock trader continued, pushing in the stubborn way that some people did when confronted with their own ignorance: “Really? England used to own part of France? That doesn't make any sense. The English and French have always hated each other.”
А биржевик продолжал наскакивать на Марека. Именно так все невежи отстаивают свое право на незнание.
— Да что за чушь вы несете! Англия владела частью Франции? Это же совершенный бред Англичане и французы всегда ненавидели друг друга.
“Not always,” Marek said. “This was six hundred years ago. It was a completely different world. The English and French were much closer then. Ever since soldiers from Normandy conquered England in 1066, all the English nobility were basically French. They spoke French, ate French food, followed French fashions. It wasn't surprising they owned French territory. Here in the south, they had ruled Aquitaine for more than a century.”
— Вовсе не всегда, — возразил Марек. — Ведь мы говорим о том, что происходило шестьсот лет назад. Мир тогда был совсем не таким, как теперь. И англичане с французами были намного ближе друг к другу. После того как норманны в 1066 году захватили Англию, практически вся аристократия на острове оказалась французской. Они говорили по-французски, ели французские блюда, одевались по французской моде. И не следует видеть ничего удивительного в том, что они оккупировали французскую территорию. Вот и здесь, на юге, они больше ста лет владели Аквитанией.
“So? What was the war about? The French decided they wanted it all for themselves?”
“More or less, yes.”
“Figures,” the man said, with a knowing nod.
— Допустим. Но все же чего ради велась эта война? Вероятно, французы решили возвратить все эти земли себе?