Шевелиться Василию Лукину не хотелось, но он преодолел томительную лень и, не отводя глаз от Кати, потянулся к ветке над головой, рука вслепую искала яблочка покрупнее, наконец нашла и отделила яблочко от ветки, большой палец обнаружил листок, и Лукин, чуть поведя пальцем, вывихнул листок из суставчика, и он, кружась, коснулся земли. Яблоко еще хранило на себе пыльцу тумана.
Все не отводя глаз, Лукин протянул Кате яблоко, она выдержала взгляд, шагнула к нему, протянула руку, и руки их встретились.
Она надкусила яблоко.
— Когда вы дарите яблоко, то прежде пробуйте сами.
— А по мне, так все яблочки райские. Хоть самый последний дичок.
— Так вот и кушайте его сами. Я же подожду чего-либо повкуснее.
И вдруг Катя улыбнулась, и улыбка эта бабочкой запорхала, к Лукину, и тогда он выставил руку вперед, и бабочка опустилась ему на ладонь.
И какая же это была бабочка — да махаон, прямо скажем, — с бархатистыми малиновыми крыльями, с золотой каймой и круглыми синими глазками на крыльях. Усики бабочки трепетали, крылья чуть вздрагивали, и Лукин подбросил ее к небу, и она полетела за дальние леса.
Дело уже близилось к полдню, солнце выплыло на положенное место, ярче загорелась красная крыша дома, вспыхнули кровью, близкой к спелости, гроздья рябины, золотая корона дрожала в тугом пламени.
Лукин сорвал пожелтевший лопух и склонился над ним: было то время жары, когда цветы, листья, травы защищаются от полуденного зноя клейкой прозрачной влагой. Была влага и на лопухе. В капле дрожала тонкая, едва заметная паутина.
— А что это интересен вам лопух?
— Да вот все время смотреть на тебя прямо-таки опасно, так и глаза можно сжечь. Приходится отвлекаться на какую-либо малость. И ты дай мне руку.
— Это еще зачем?
— А чтоб поближе подошла.
Она сделала к нему два шага и протянула руку. Ладонь ее была мягкой и теплой, Лукин осторожно гладил подушечки ее пальцев.
— Рука, я вижу, белая у тебя да нежная, не знает, поди, черной работы.
— Да, почти не знает.
— И что ж у тебя за работа?
Василий Лукин потянул ее к себе, но Катя отняла руку.
— Уж больно вы шустрый, как я погляжу.
— Так и времени мало, ты вот это прикинь себе. Час не ровен — сейчас светит солнце, река блестит, а завтра, кто же это ведает, выйдет ли еще день ясный.
— Пора бы вам уже без спешки жить. Успела наслушаться я речей вроде ваших, что война-война, а жизнь одна. Три года в госпитале как-никак.
— Так ты сестричка? — отчего-то обрадовался Василий Лукин.
— То и оно, — подтвердила Катя.
— И все-таки спешить приходится, сестричка.
— Так счастливого вам пути.
— Знакомитесь, молодежь? — услышал Лукин голос дяди Пети. Лукин и не заметил, как он подошел к ним.
— Знакомимся.
— А девочка вторые сутки изводится, попутки какой-нибудь ожидая. Ну, а ты как решил, Вася?
— Да на своих двоих, дядя Петя. А ты-то, Катя, ловка ли ходить?
— Да вроде не разучилась.
— И куда тебе?
— В Столбики ей, — ответил дядя Петя. — Мать у нее там.
— Столбики — это пятьдесят пять, я думаю?
— И никак не менее. Вам вместе до Уткова, это, выходит, тридцать, а там разойдетесь в разные стороны. Ты возьми ее с собой, Вася.
— Да возьму, пожалуй. Веселее топать вдвоем.
— Ну и договорились. А теперь и перекусите на дорожку, что Мотя подкинет.
Тетя Мотя поставила на стол сковороду с картошкой и золотистой жареной рыбой.
— Давно, поди, не едал, солдат, домашнего харча, — сказал дядя Петя, подбородком поведя на сковороду. — Чего-чего, а картошки с рыбой у нас хватает. Что и спасает. И лес под боком.
Потом Лукин и Катя поблагодарили дядю Петю за прием и собрались в путь дальний. Лукин забросил мешок за одно плечо, гармонику за другое и спустился было с крыльца, но подумал вдруг, что нужно дяде Пете и тете Моте за прием такой слово какое-либо доброе обозначить.
— А дайте, я что-нибудь эдакое изображу вам на гармонике своей. На дорожку, как водится.
Он открыл футляр, достал гармонику, ласково погладил кнопки — вот это и есть подруга верная и даже спасительница в тяжелые годы — и, бегло бросив пальцы, спросил:
— А что бы такое послушать вы хотели?
— Так ведь это, Вася, от того зависит, что умеешь ты, — заметил дядя Петя.
— А я, по правде сказать, все умею. Это если для точности. Такой это инструмент ловкий.