Оба были выпившие, обоих заметно покачивало, и все-таки Петр не мог совладать со страхом. Нарушался основной принцип охоты, когда дичь выслеживается, когда поблизости от самца обязательно находится подходящая самка, когда, наконец, самого охотника отличают чистота помыслов и доброе сердце.
- Видал, сколько их!- Виктор подтащил друга к краю крыши, пьяно загоготал: - Сейчас мы им устроим мораторий!
Петр восхищенно глянул на друга. Дерзкий, вздернутый кверху орешек носа, мягкий складчатый подбородок, пухлые плечики и воинственно расставленные толстые ножки не вызывали ни малейших сомнений в справедливости творимого. Соломенного цвета крылья воинственно топорщились за спиной, тугой живот боевым барабаном смотрел вперед. Что и говорить, Виктор являл собой эталон амо! Удивительно красивый, мужественный... С трудом Петр перевел взор на разгуливающих внизу гамонов.
- Сколько же их тут!
- Сколько бы ни было, все наши!
- Да, но что они делают?
- Как что! Вон там, под фонарями танцуют, а возле тех тополей дерутся. - Виктор хищно оскалился. - Ща мы им устроим! Любвеобильные вы наши!
- Кажется, всех примерно поровну. В смысле, значит, самцов и самок... - Петр еще пытался как-то оправдать их действия.
- Вот и нечего особо думать. Помоги-ка!..
Они установили многоствольник на сошки, стянули чехольчик с оптического прицела. Виктор поднял крышку кожуха, вставив тяжелую ленту, клацнул затвором.
- Видал-миндал! Новинка из самых последних. Для спецамо. Система самонаведения по пульсу. Семь стволов, пуля особого сплава, двойного эффекта. Сначала вызывает шок, потом уже влюбляет. Правда, не сразу, а постепенно. Но главное скорострельность. В этом ящичке, что ты нес, ленты на полторы тысячи зарядов! - Виктор засмеялся. - А!.. Как тебе это нравится? В несколько минут выполним плановую работу целого полка амо!
- Да они же нас в доли секунд...
- А вот хрена! - Виктор вскинул перед собой маленький розовый кукиш. Лицо его исказила торжествующая гримаса. Хрена что у них выйдет, Петруха! Пьяных, фиг, засечешь, понимаешь? Они там все внизу через одного в зюзю. И мы с тобой тоже чуток. И что получается?
- Что получается?
- А получается, брат мой Петручио, что мы сегодня такие же, как они. Мы с тобой гамоны, понимаешь? - Виктор залился тонким смехом. Его даже икота пробила. - А гамон гамону - не враг. То есть не друг, но и не враг. Как в одной из гамоньих песен. Дескать, и не друг, и не враг, а так...
Петр глянул на площадь и неожиданно ощутил, что и ему становится весело. В самом деле! Они болтают уже здесь несколько минут, и никто до сих пор их не обнаружил. А ведь это тоже охота - и какая! Они собирались бить не в одного-единственного гамона, а разом в целую толпу. Двое против сотен и сотен...
Он слепо потянулся к многоствольнику.
- Можно, я первый...
Виктор хлобыстнул его по плечу.
- Ага! И тебя разобрало! То-то же! Вдарь по ним, Петруха! Патронов - море, не жалей! Или со щитом, или на щите!
Петр вдавил приклад в плечо, поймал в прицел группу дерущихся возле тополей гамонов. То есть даже и дракой это сложно было назвать. Просто топтались на месте, дергали друг друга за воротники, а один из них с ленцой отвешивал оплеухи молодой самочке. Вот этим героем в первую очередь и займемся!..
Палец притопил спуск. Изрыгая огненную лавину, многоствольник завибрировал, заходил в руках. Сверкающие трассы устремились к копошащимся внизу гамонам.
- Нет любви у них, нет! - надрывался приплясывающий рядом Виктор. - И жалеть их нечего! А коли нас накроет, так и вали оно все в пропасть! Если мы не нужны, то и смысл жизни теряется!..
Не слушая его, Петр продолжал садить и садить пулями. Гамонов внизу скручивало от попаданий, некоторые падали на тротуар, начинали крутиться. Выл, вращающий стволы двигатель. От смертоносного аппарата валил дым. Ничего, остудим!.. Светлячки пуль переместились чуть выше, и та же неразбериха началась среди танцующих. Петра трясло. Он стрелял и стрелял, не в силах остановиться. Замечая, что кое-кто из подраненных, ошеломленно крутя головой, пробует подняться с земли, вновь ловил их в прицел. Мораторий, братцы, - да не про вас! Воевать нравиться? Давайте!.. Один из гамонов, патлатый, с цепью на шее, прошитый пулями в семи или восьми местах, шатаясь, привстал, тут же повалился на колени перед случайной самочкой, обнял ее ноги. Значит, проняло, мерзавца! Действует начинка!..
Когда патроны кончились, и лязгнул упавший на крышу конец ленты, Петр очумело поднял голову, оглянулся на приятеля.
- Это все?
- Все, - Виктор сидел, разбросав ноги, и плакал.
- Бессмысленно, - лопотал он. - Все, Петь, бессмысленно. Пара сотен гамонов ничего не решат.
- Откуда ты знаешь?
- Я думаю... - Виктор всхлипнул. - Я думаю: может, мы и впрямь лишние? Гамоны сами по себе, мы сами по себе. Придумали идею-бзик, а им и не надо никакой помощи.
Петр качнулся к нему, встряхнул за плечи.
- Что ты городишь, очнись! Разумеется, мы нужны!
- А если нет?
Виктор слезливо щурился, с надеждой глядел на Петра. Неожиданным образом роли их поменялись. Теперь Петр ощущал в себе небывалую силу, знал, что способен убеждать и вести за собой. Может, правду говорят, что силы влюбленного врага взмывают ввысь, удваивая твои собственные? Во всяком случае нечто похожее он и впрямь сейчас чувствовал.
- Мы нужны, Виктор! Верь мне! Просто не все идет, как хотелось бы. Но это ведь жизнь, правда?
- Вали она в тартарары - такая жизнь! - продолжал всхлипывать приятель. - Никого мы не спасали и не спасем.
Петр разозлился.
- Правильно! Любовь НЕ СПАСЕТ мир, она СПАСАЕТ, понимаешь? Каждый день и каждый час! У них иммунитет, но и мы не лыком шиты. Не берут стрелы, - пулями будем курочить! А пули перестанут брать, начнем ракетами разить сволочей. Потому как обязаны гады любить! Перестанут любить, все остановится! Все, понимаешь? Мир, земля, небо - все!
- Скоро архангелы объявят мораторий...
- Пусть мораторий, пусть крематорий, только без нас! заорал Петр. - Я лично буду палить в них до последнего. Буду, черт подери! И ты будешь, и другие!..
Июль 1997 г.