— Эй-эй, простудишься, глупый ты мальчишка! — Корвень настойчиво вытащил его оттуда и закутал в свою куртку, не обращая внимания на заверения, что тому жарко.
Они развалились на траве и достали остатки тетерева и хлеба. Корвень еще откопал в своей заплечной суме сыр и протянул царевичу бурдючок с вином, и друзья устроили роскошный обед.
— Корвень, ты говорил о каких-то детях стихий. Кто они такие? — спросил царевич, пока они отдыхали на привале, и не надо было сберегать дыхание.
— Про них ходят разные слухи, — начал Корвень, — но общепринятое мнение… то есть, люди говорят, что они плоды союзов могущественных ведьм и колдунов с демонами, являющимися порождениями стихий, из которых их дети и черпают свою силу — Ветра, Воды, Огня, Льда, Земли и так далее. Возможно, бывает, что и сами демоны обретают подобную, близкую к человеческой, форму. Может, для этого им надо влюбиться в человека — кто знает…
— И ты хочешь сказать, что Велена одна из них? Она… Дитя Стихии?
— А ты разве сам еще не догадался? Они всегда носят в своем обличье отпечатки родной стихии.
— И кто она?
— Серебро и холодный синий — лед. Она Дитя Льда, твоя Велена.
— И правительница гор?
— Да уж не кикимора болотная! В Корубском хребте есть Ледяные Горы. Видать, она чем-то крепко насолила этому Змию… возможно, межземельный спор. Они, вполне могли быть соседями…
— Корвень? Откуда ты знаешь подобные вещи? — задумчиво спросил Иван.
— Путешествовал много, а не во дворце сидел, — ответил охотник, потрепав волосы царевича, но ему не удалось вывести Ивана из сосредоточенной задумчивости. Наконец, Ванины голубые глаза, чуть сощурившись, устремили изучающий взгляд на Корвеня.
— А Дети Стихий могут быть… совсем как люди… так что и не отличишь?
— Ну, если стихия очень близка к земле, — отозвался тот, отвечая лукавой улыбкой на подозрительный взгляд царевича, — И хватит разлеживаться! Ты жену свою спасать собираешься? Или до вечера разговоры разговаривать будем?
Они вновь закинули за плечи поклажу и зашагали по лесу.
Жара. Где-то в кронах деревьев неумолчно звенят птички. То и дело натыкаешься на сети пауков, раскинутые между деревьями. Их хозяева поспешно убегают, иногда прямо по одежде неосторожного путника.
Иван в очередной раз вытер пот со лба рукавом рубашки. Ткань уже насквозь вымокла, а соленые струйки все текли и текли со лба. Иван порой склонялся уже до земли, пытаясь хоть ненадолго облегчить ноющее напряжение в плечах и пояснице. А перед глазами прямая и сильная спина Корвеня, идущего, будто только что вышел на прогулку и нет у него за плечами тяжелой сумы. Но Иван уже знал — как только начинаешь уставать, просто надо потерпеть еще чуть-чуть, и снова станет легче, и какое-то чувство, сродни злости, поможет идти быстрее, вольет в жилы новую упрямую силу.
Сухой мох под ногами — то седой, то выцветший зеленый. Жесткий низкий кустарник с мелкими колосками пахучих сиреневых цветочков цепляется за ноги. Кое-где грибы выглядывают — то темные головки боровиков, то кричащие шляпы мухоморов, то разноцветные пуговки сыроежек. Это опять вокруг стройный сосновый бор, почти не защищающий от палящего солнца. Под ногами монотонно мелькают полосы теней от высоких сосен. Хрустит сухой мох. Шуршит вереск. Корвень замурлыкал под нос знакомую песенку, Иван стиснул зубы, прибавил ходу, чтобы с ним поравняться, и стал подпевать, заставляя свои ноги двигаться в бодром ритме, не обращая внимания на душную, ноющую усталость. Откуда благословенная тень? Они вступили под гостеприимную сень дубравы. Исполинские деревья раскинули могучие руки, защищая путников от зноя уходящего лета, решившего, видимо, отплатить все долги за первую дождливую половину. Темные стволы кое-где зияют дуплами. Там наверху шелестят их зеленые кудри. Иван запрокинул голову, и она закружилась от мельтешения замысловатых узоров, образованных резными листьями. Царевичу показалось, что где-то в кудрявых кронах мелькают лица дриад. Может, обман зрения, а, может, сейчас протянутся к нему зеленые руки и утянут в свой загадочный омут. Дубрава кончилась. Вновь стройные стволы березок да осинок. И сосны опять вступают в свои права. Все больше бурелома под ногами, все чаще приходится перебираться через поваленные тела лесных великанов — древних сосен, елей и даже дубов. Корни их, уже успевшие покрыться назойливым лишайником, все угрожающе торчат вверх в приближающихся сумерках. Шаг за шагом. Все ближе к цели.
— Все, привал! — наконец, объявил Корвень и сбросил с плеч сумки. — Так, Вань, ты давай тут хозяйничай, а я пойду чего-нибудь на ужин нам организую.
— Но сейчас моя очередь охотиться, — попытался возразить царевич.
— Не-е, от тебя здесь толку больше будет, — отрезал Корвень и исчез в густых зарослях.
Иван вздохнул и принялся за дело. Он набрал веток, разжег костер и устроился рядом с уютно потрескивающим огнем ждать друга. От тепла усталые мышцы разомлели. Иван смачно зевнул и вскоре начал клевать носом.
Очнулся царевич от ощущения, что его куда-то тащат. Он попытался вырваться, что вызвало хихиканье нескольких десятков скрипучих голосков. Иван с ужасом обнаружил, что его руки и ноги крепко держат множество маленьких цепких ручек и его действительно куда-то несут. Вокруг сновали и периодически заглядывали в лицо сморщенные, корявые рожицы мелких лешачков.
— Отпустите меня немедленно! — Иван предпринял новую попытку освободиться, но безуспешно.
— Корвень! — позвал он в отчаянии, — Корвень, на помощь!!!
Лешачки снова расхохотались.
— Эй, куда вы меня тащите? Что вам от меня нужно? — Иван попытался вступить в переговоры, но ответом ему было только все то же противное хихиканье.
— Корвень! — позвал он снова. Но никто не отзывался. Царевич не на шутку испугался. Что делать в таком положении он не представлял. Его тащили по лесным тропкам как муравьи гигантскую гусеницу, и он начал опасаться, что возможно с той же плотоядной целью. Низкие ветки хлестали в лицо, сквозь листву быстро мелькало далекое темнеющее небо. Вскоре листья сменились на еловые лапы, от чьих остреньких иголок пришлось зажмуриться. По прошествии некоторого времени под ним организовалось какое-то бурное движение. Лешачки поменялись, а новая попытка освободиться в очередной раз провалилась.
Несли его довольно долго, но вдруг резко бросили и с визгом разбежались. Иван мгновенно вскочил на ноги, ощущая, как затекшие конечности пронзили противные иголочки. Причину бегства лешачков он обнаружил сразу же — перед ним стоял огромный волк. Зверь оценивающе смотрел на царевича, чуть наклонив большую длинную морду. Волк имел чрезвычайно необычный окрас. Он был серым, но не обычной волчьей серостью, а светло-дымчатым. В свете выглянувшей луны его длинная шерсть засеребрилась, слегка отливая голубизной. Глаза смотрели как-то не по-звериному, чересчур осмысленным показался царевичу этот взгляд, и хоть и не плотоядным, но отнюдь не добрым. Но тут Иван понял, что просто глаза у зверя довольно необычного для волка цвета, возможно, поэтому и мерещится, что взгляд не волчий. Правильно, где это видано, чтобы лесной волчара имел такие изумрудно-зеленые глаза?! Иван таких даже у кошек не видел, впрочем, у людей тоже.