— Я тебя предупреждал, Гриша, — вещал Шульц. — Не наступай мне на хвост, целее будешь! А ты решил, что умнее меня, да?
— Феликс, — попытался быть спокойным и как бы недоумевающим Резниченко. — Я все равно не понимаю, о чем ты говоришь. Скажи, что ты хочешь? Чем ты недоволен?
— Не прикидывайся бамбуком, Гриша! — разъяренно рявкнул Шульц. — Ты прекрасно знаешь, о чем я. И я видел твои восторженные зенки, когда по мне стали палить у ресторана! Сука!
— Ну и чего ты хочешь?
Шульц отдышался и перешел к сути дела:
— Ты на меня наплевал, не послушал моих советов и моих предупреждений. Значит, и я пойду против всех правил. Хочу тебя обрадовать: твой долг вновь увеличился в полтора раза.
— Не слишком ли часто ты увеличиваешь долг? — усмехнулся Резниченко. Во время этих переговоров, отделенный от Шульца километрами, он чувствовал себя более раскованно, нежели в подвале. Шульц это заметил.
— Ты там очень сильно веселишься. Значит, деньги у тебя есть.
— Я же тебе объяснил вчера, Феликс, неужели начинать все сначала?
— Нет, не надо. Ты теперь объяснять больше ничего не будешь. Ты будешь молчать в тряпочку. Понял?
— Чем я провинился?
— Все шуточки у тебя, — вздохнул Шульц. — Ну ладно. Ты меня сам на это вынудил. Не хочешь по-нормальному, будем по-вашему…
— По какому по-нашему? — не понял Резниченко. — Ты о чем?
— Все о том же. Как ты думаешь, Гриша, где сейчас твои жена и дочь?
— Они… — Резниченко лишился дара речи.
— Может быть, ты думаешь, что они сейчас летят на самолете в Прагу? Ты ошибаешься. Они даже не доехали до аэропорта.
— Что?! Что ты с ними сделал, подонок?! — заорал в трубку Резниченко, не заботясь о том, что услышит Анжела. — Где они?
— В аэропорт они не приехали, — неторопливо рассказал Шульц. — Зато приехали в другое место. Где и будут находиться, пока ты не выплатишь мне всю сумму. Всю, понял?
— Феликс, я заплачу, только не впутывай в это дело их, — совершенно серьезно сказал Резниченко.
— Ты поздно спохватился. Я хотел с тобой договориться по-нормальному, и ты же попытался меня убить! О каком гуманизме ты после этого говоришь? Теперь у нас игра без правил. Слушай меня внимательно: в субботу я должен получить полтора миллиона наличными. Если нет — я отрежу твоей дочери уши и пришлю их тебе заказной бандеролью. Во вторник — остальные два миллиона. Срок достаточный, по-моему. Если нет — ты больше не увидишь свою семью. Вопросы?
— Феликс, не будь сволочью…
— Сволочью? Я? Никогда не буду. Речь идет о тебе — кого ты больше любишь: жену с дочерью или деньги? А, Гриша? Наверное, все-таки семью. Дома у тебя я видел фотографии — ты с женой, с дочкой… А с деньгами ты почему-то не фотографировался. Или это тайная любовь?
Резниченко подавленно молчал.
— Кажется, я все тебе объяснил, — продолжил Шульц. — Что касается денег… Привези их, пожалуйста, на Пушкинскую площадь в субботу, в шесть часов вечера. Только не забудь. А то твоей дочери уже никогда больше не придется носить сережки. Пока!
В кабинет заглянула Анжела и обеспокоенно спросила:
— Григорий Александрович, вы так громко кричали… Что-то случилось?
— Да нет. Это я по телефону. Было плохо слышно, — он аккуратно положил трубку. — Все в порядке. Можешь идти.
Анжела вышла, а он все сидел, молчаливый и раздавленный. «Если бы я вел себя тихо, если бы я не нанимал убийц… Ольга со Светкой были бы сейчас в Праге, в безопасности… А я поторопился, сам прокололся и их подставил».
Проклятый телефон снова зазвонил, и Резниченко с трудом удержался от искушения разломать аппарат об стену.
— Резниченко слушает.
— Григорий Александрович, дико сожалею, но никаких новостей…
— Я тебе сейчас скажу новости, Толик, — медленно проговорил Резниченко. — Ты у меня сейчас узнаешь новости! Почему вы не смогли его убить вчера?! Почему он жив? Почему он звонит мне сюда и говорит, что похитил мою жену и дочь?!
— Григорий Александрович, вам лучше подъехать ко мне. Вы мне кое-что расскажете, я вам кое-что расскажу. Глядишь, и придумаем вместе что-нибудь…
Только теперь Резниченко сообразил, что разговаривает не с Кожиным.
— Кто это? С кем я говорю?
— Меня зовут Аркадий Семенович. Толя Кожин кое-что мне о вас рассказывал. Он тоже здесь, со мной. Приезжайте, и чем быстрее, тем лучше.
Две минуты спустя Григорий Александрович вихрем промчался мимо изумленной Анжелы. В вестибюле Вадим шагнул навстречу: