Двоюродные братья устроились неподалеку от буфетной стойки. Заказали по стопешнику и по парочке бутербродов. Выпили, закусили.
-- Ты, Егорушка, стал излишне эмоциональным, - Николаев старательно вливал в брата уверенность и спокойствие. - Так нельзя. Разве впервые с думской трибуны запускают самую мерзкую липу? Сам знаешь, политики сродни сплетникам и проституткам, верить им - себя не уважать.
-- Но ведь повторено почти точно то, что заложено в дискетах...
-- Мало ли что там намешано... Кстати, почему ты мне раньше не говорил о содержании записей? Значит, на крючке - Президент и его окружение? Здорово-то как! Цена компромата вырастает вдвое, если не больше...
Николаев захлебывался от восторга. Любая информация, связанная с правящими кругами, высоко ценится за бугром, а уж за подобный "товар" можно содрать столько, сколько брату-идиоту в самом возвышенном сне не приснится!
После легкого закусона взволнованный Сергей Степанович и успокоенный им Егор Артемович принялись расхаживать по холлу. Дума перешла к рассмотрению следующего вопроса и ее ряды поредели - дупутаты снова заполнили помещения, предназначенные для отдыха. Кто баловался крепкими напитками, кто отводил душу, прихлебываая чай либо кофе.
Обсуждали недавнюю очередную схватку между извечными противниками левой оппозицией и депутатами, традиционно поддерживающими нынешний режим. Как всегда, мнения разделились, эмоции возобладали над здравым рассудком, думские кулуары все больше и больше стали напоминать зал заседаний.
-- Надоело выслушивать всю эту белиберду, - зевнул Николаев. - Не пора ли нам, Егорушка, по домам, а? Пообедаем в семейной обстановке, пообщаемся с забытыми женами... Все равно эта говорильня продлится и завтра и послезавтра. Коммунисты напустят туману, взбаламутят и сторонников, и противников. Крутить круги на тихой водице для них и привычно, и престижно...
-- Вот именно, - горячо поддержал Николаева незнакомый мужчина средних лет. - Я уже говорил Дарье Ильинишне: поездки в Думу - потерянное время... Кстати, Сергей Степанович, Дарья Ильинишна передает вам поклон...
"Банкир" насторожился. "Поклон от Дарьи Ильинишны" - парольный сигнал, вызывающий его на внеочередное свидание. Ответит тем же - в оговоренное время появится в неприметной московской квартире, пожалуется на плохое состояние здоровья - занедужил, дескать, поэтому долго не навещал старых друзей - свидание откладывается на завтра. В такое же оговоренное время.
-- И от меня передайте поклон...
28
На крючок зарубежной разведке Николаев попался еще в молодые годы, когда, возглавляя отдел Госплана. С помощью закадычного дружка, занимающего внешне неприметную должностенку в уголовном розыске, подбирал "достойные" кандидатуры опытных налетчиков и убийц, думающих рэкетиров, талантливых торговцев наркотиками. Одних планировал на должности ответственных руководителей, других - безгласных исполнителей.
Отобранные кандидаты проходили тщательную проверку. И не только на выносливость, больше - на соответствующую подготовку.
Однажды, дружок нацелил Серегу на некоего фармазона, мошенника, "работающего" по линии драгоценностей. Осторожный Николаев решил проверить его в деле, испытав на прочность и профессионализм. Присоединил к небольшой группе, нацеленной на ограбление ювелирного магазина.
Сам наблюдал со стороны. Зорко и испытующе.
Группу поджидала милицейская засада. Повязали и самого "экзаменатора". Да так ловко, что Николаев не успел призвать на помощь охраняющих его купленных ментов.
В отделении, прежде чем затолкать налетчиков в обез"янник, их тщательно рассортировали. Не по степени виновности - она равнозначна - по внешнему виду. Николаева выделили и втолкнули в кабинет начальника. Там рядом с майором сидел подтянутый, сухой человек с тяжелым подбородком.
Тогда-то и состоялась вербовка. Ганс Шютцер, носящий в то время русскую фамилию - Геннадий Шилов, был резидентом немецкой разведки. "Дружба" резидента и завербованного им преступника растянулась на годы. При взаимной выгоде...
Вот этот Шилов и встретил Николаева, когда тот перешагнул порог трехкомнатной квартиры на окраине Москвы. С обычной приветливостью, в которую Сергей Степанович давно уже не верил, протянул агенту обе руки.
-- Сколько же мы с вами не виделись, дорогой друг! Оба постарели, поизносились.
Ни малейшего акцента, Щютцер за многолетнее пребывание в России научился говорить по русски почти так же, как на родном языке.
-- Года полтора. Действительно, постарели, - огорченно вздохнул Николаев, располагаясь без приглашения в удобном плюшевом кресле. Признаться, позабыл о вашем существовании, подумал: если не зовут - не нужен.
-- Грешно так думать! - всплеснул тонкими, будто две палки, руками разведчик. - Мы с вами связаны на всю жизнь, вы нам постоянно необходимы... Сейчас немного выпьем, закусим и перейдем к делу.
Широкоплечий амбал, сочетающий охрану разведчика и его обслуживание, вкатил в комнату столик, уставленный бутылками и закусками. Ничего особенного, пренебрежительно поглядел на угощение Сергей Степанович, могли бы и получше принять добычливого агента. Впрочем, немцы они и есть немцы, отсутствует у них русская щедрость.
Закусывать Николаев не стал - ограничился ломтиком лимона, посыпанного сахарной пудрой. Из выставленных напитков выбрал шнапс и сладкий, неизвестно из какой страны завезенный, ликер.
-- Итак, наша просьба заключается в следующем, - грея фужер в сухих ладонях, Шютцер расхаживал по комнате, не глядя в сторону агента. Насколько нам стало известно, в руках неких людей скопился довольно вредный и опасный компромат... Нет, нет, дорогой друг, нас отнюдь не беспокоят судьбы лидеров партий. Уберут их - ради Бога, найдутся другие, может быть, более послушные и... гибкие.
Необычные откровения разведчика не удивили Николаева - позабавили его. Распоряжаются иноземцы российскими властями, переставляют их, как пешки в шахматной партии. Еще бы не переставлять! Кто в нищей, раздавленной стране посмеет вякнуть, не выполнить требований доброхотов, бросающих в подставленную шапку россиян милостыню? Которая милостыней вовсе не является, ибо за ее пользование сдираются бешенные проценты.
Безродный космополит, Богом и Отчизной которого являются барыши, даже он сейчас чувствовал себя довольно неуютно. В душе загноилось нечто похожее на обиду за униженную Россию.
Но внешне изображал понимание и готовность немедля выполнить любое поручение. Естественно, не безвозмездно. Прокручивал в голове услышанное, выделял в нем беспокойные нюансы. Похоже, больно прищемили хвосты зарубежным радетелям, вон как их посланец выкручивается, какие соловьиные трели запускает!
-- Нас беспокоит ваш Президент и премьер.. Мы не может допустить не только их отстранения от должности, но даже понижение имиджа. Слишком много они сделали для свободы и демократии, для укрепления прав человека, продиктовал Шютцер, впервые взглянув в лицо собеседнику. - Слишком большие усилия приложили для сближения России с демократическим миром!
Болтай, болтай, хитрован, улыбался про себя агент, знаем мы твои заботы о российских проблемах. О собственном кошельке печешься, мертвяк, нахапал, небось, в России по дешевке заводы, здания, фермы, вот и боишься отберут. Единственная защита - подсаженная на троны нынешняя власть.
-- Я вас понимаю, - Николаев вставил в монолог хозяина короткую фразу. - Что поручается мне, несчастному банкиру? Не лучше ли привлечь Службу безопасности?
Разведчик пренебрежительно отмахнулся. О какой Службе безопасности можно вести речь, когда она, не без подсказки из-за рубежа, обескровлена, общипана на подобии разделанного петуха, которого вот-вот опустят в кипящую воду? Что возьмешь с российских контрразведчиков, когда сотрудники иностранных спецслужб чувствуют себя в Москве, как дома? Вот, к примеру, они, не таясь и без особенной конспирации, откровенно беседуют не в лесу или в Богом забытой деревушке - в столице, неподалеку от "бдительной" Лубянки.