И все-таки, что же было в глазах Касмыкова? Неприязнь, нет, что-то иное. От встречи осталось непонятное впечатление. Но ясно было одно: встреча эта была из тех, что радости не доставляют.
Зато разговор с Любшиным был нужным и хорошим. Осталась у секретаря парткома привычка, вынесенная из комсомола: называть вещи своими именами и минимально отдавать дань дипломатии. Нет, они еще поработают со Станиславом Ивановичем, они еще во как поработают. Вместе, рука об руку, чтоб с доверием.
Надо бы как-то к врачу заглянуть насчет этой чертовой боли в груди. Стыдно, но приходится признаться: старость уже лезет к нему на плечи. В такие-то годы? Стыдобушка. Еще год назад пудовой гирькой баловался. А сейчас вот за грудь держится. Врачи же, они сразу наговорят такого, что потом не расхлебаешь. До смерти напугают, начнешь потом из-за них жить вполсилы. Такого себе представить Туранов не мог. Знал он, что век человека ограничен, но себе жизнь планировал не менее восьмидесяти, иначе не хватало времени для задуманного. Что ж, раз решил — так тому и быть.
15
У Морозова с утра было много забот. В отсутствие областного прокурора нужно было подписать некоторые бумаги для Москвы, завершить отчет за минувший год, который товарищ Ладыгин конечно же не смог сделать перед своим отъездом. И вообще, пора товарищу бы идти на пенсию, на заслуженный, так сказать, отдых. Нет, не хочет уходить. Понять его, конечно, можно: столько лет отдано работе вообще и в этой области в частности. Лет двадцать прокурорствует в здешних местах. Знает всех и вся. Трудно, наверное, вот так чувствовать, что твоего ухода ждут, что на него надеются. Что сделаешь, жизнь, она свое определяет и без нашего участия. Когда-то и его, Морозова, точно так же пригласят в высокую инстанцию и скажут: «Ну что ж, дорогой товарищ, пора и на отдых!» Он сопротивляться не будет, это точно. Каждому человеку свое время.
Вчера из Москвы позвонил бывший соученик по университету, сообщил, что старику предложено идти на отдых. Для того и вызвали. Вначале подлечился, а теперь вот сказали все как есть. И вправду, ну чего бы ему сидеть в этом кресле, когда все мыслимые и немыслимые сроки уже вышли. Шестьдесят шестой год. Ну, понятно, заслуги у него повыше, чем у многих, и биография. Но нужно не только биографию учитывать, но и биологию.
Товарищ из Москвы живописал, каким вышел Ладыгин из кабинета начальника кадров. Морозову даже стало немного жалко старика. Кадровики — народ без эмоций, с ними не поспоришь. Кроме того, если приглашают тебя в кадры, то все это наверняка согласовано с высоким начальством.
Морозов не мог сказать, что Ладыгин относился к нему плохо. Нет, насколько это можно сказать именно о Прокофии Кузьмиче, он даже благоволил к своему помощнику. Подсказывал, как лучше оформить тот или иной документ, каким законом воспользоваться для выдвижения обвинения. Ему это было яснее, потому что, кроме специальной подготовки, у него был опыт и знания людей, с которыми приходилось иметь дело.
Вчера на партийном собрании Морозов сделал глупость. Теперь это совершенно ясно. Выступал по поводу незавершенных дел. Сказал то, за что казнил теперь себя. Дескать, нужно помнить, что каждое так называемое хозяйственное следственное дело падает на репутацию области, потому что осужденный руководитель — просчет тех, кто его назначал на этот пост. Поэтому, считал Морозов, не нужно придавать излишне крутых направлений тем делам, где речь идет о незначительных суммах. Снять виновного с работы, наказать по партийной линии, даже исключить его из партии, но не делать громких выводов. Для государства гораздо важнее получить обратно сумму, уворованную у него. Поэтому, говорил Морозов, ему лично не совсем понятна позиция Прокофия Кузьмича, который старается из каждого минимального дела создать чуть ли не процесс.
Вот это и было ошибкой. Все знали, что старик лечится, и его, Морозова, высказывание в отсутствие начальства вызвало не восхищение его правдолюбием и принципиальностью, а скорее что-то обратное. Во всяком случае, в зале тотчас же начали обмениваться мнениями и улыбки были у некоторых товарищей нехорошие. Даже у тех, на чье сочувствие Морозов в данном случае надеялся. Старик своим неуемным характером успел многих восстановить против себя. Сидит букой в кресле, а подчиненный и не знает, как его воспринимает начальство. Сейчас время не то, чтобы свысока руководить, сейчас с человеком нужно лаской и добром, интересом к нему, к его делам.