«На заводе не было сделано ни малейшей попытки выполнить важный народнохозяйственный заказ в установленное время, что ставит под сомнение возможности некоторых руководящих лиц из администрации исполнять свои обязанности».
Петр Егорович смолк, тяжело вздохнул и, мирно глядя на присутствующих, добавил:
— Считаю необходимым сообщить товарищам, что коллегия министерства состоится в следующую среду и на ней необходимо присутствовать директору и главному инженеру завода. У меня все.
Глядели сейчас все на Ивана Викторовича, которому принадлежало право оспаривать и доказывать правоту администрации, и делать это мягко и уважительно, не ставя под сомнение компетентность проверяющего, однако взывая при этом к его душе, сердцу и чувству справедливости. Тем более что с Муравьевым он управлялся уже не раз, смягчая акценты актов в результате споров. Сейчас для всех смотрелась понятная уловка: громовержец Муравьев выводил из-под удара самого Туранова, акцентируя внимание на роли заместителя по сбыту и главного инженера. Коллегия редко вмешивалась в судьбы лиц второго круга руководства, и оставалась надежда, что хоть и побитые, но уцелеют соратники Ивана Викторовича, а уж для него самого оставалась крохотная лазейка: авось сосредоточатся члены коллегии на непосредственных исполнителях, забыв или пожалев неплохого директора. А уж цену-то Туранову члены коллегии знали хорошо: сами ведь за последний год столько регалий присуждали заводу и его руководителю.
В такой вот обстановке сплошного выжидания и встал Иван Викторович, расправил полы праздничного пиджака, этакого серого с серебринкой, уперся покрепче руками в стол, как бывало при самых важных совещаниях, и начал свою речь:
— Я согласен со всеми замечаниями уважаемого Петра Егоровича. Он провел нужную и полезную для всех нас работу. Что же касается резюме, то я считаю своим долгом коммуниста и директора предложить дополнение к заключительной части акта. Цитирую предыдущую фразу акта: «На заводе не было сделано ни малейшей попытки выполнить важный народнохозяйственный заказ в установленный срок…» Я предлагаю продолжение фразы «…что было сделано по прямому распоряжению директора завода товарища Туранова».
— Это неверно, — встал Любшин. — Я удивляюсь вам, Иван Викторович. Зачем такие жесты? Решение отменить сверхурочные и штурмовые работы было принято не вами одним. Мы все здесь присутствовали, и это было общим мнением. И мы советовались с коллективом, который высказался единодушно.
— Вам легче, Станислав Иванович, — будто кольнул секретаря парткома взглядом Муравьев. — Коллегия не может принять решения по вашей работе. А вот по работе директора, смею вас уверить, она примет решение.
Все присутствующие отметили некоторое смягчение тона в голосе Петра Егоровича и взгляд, которым наградил Туранова Муравьев. Было в нем, в этом взгляде, и одобрение и жалость одновременно, но что касается последнего, — тут товарищи могли и ошибиться, потому что за годы общения с членом коллегии министерства товарищем Муравьевым что-то не замечалось в его взглядах на людей ничего похожего на сочувствие, не говоря уже о жалости. Он тут же внес в текст исправление, добавив, однако, и свое дополнение, и в целом формулировка приобрела теперь уже совсем грозный для Туранова смысл: «На заводе не было сделано ни малейшей попытки выполнить важный народнохозяйственный заказ в установленный срок, хотя возможности такие были в случае мобилизации всего коллектива. Сделано это было по прямому распоряжению директора завода товарища Туранова». Затем Петр Егорович глянул на часы в знак того, что времечко его совсем нерезиновое и следует, дескать, всем товарищам поелику возможно учитывать этот факт. Да и после выступления Туранова никому не хотелось даже звука подавать, потому что Иван Викторович шел уж больно напролом и составлять ему компанию никому не хотелось: дальнейшее уже было почти ясным. Выводя из-под удара двух заместителей, ставил он под этот самый удар собственную свою персону, и тут уж гляделось все им решенное как его личное дело.