— Слушай, я много раз к тебе обращался с просьбами?
— Не очень.
— Ну, если говорить серьезно, то только один раз. Это когда ты помог мне с машиной. Тут ты ничем не рисковал, потому что было письмо моего непосредственного начальства. В общем, сугубо толкательная роль. А вот теперь я обращаюсь к тебе с самым серьезным. Знаешь, как говорят, тут нужна демонстрация дружбы… Просто немного пошло звучит, но что сделаешь?
Немиров усмехнулся. Из-за этой чертовой машины пришлось идти тогда к шефу, мало того, пришлось убеждать, что здесь все в порядке, потому что человек уже двенадцать лет работает на одном и том же месте и заслужил… Шеф подписал, но реплику бросил:
— Мы тут с тобой не по делу… Почему он эти вопросы выносит в облисполком? Пусть обычным порядком, через торговые органы. И вообще, все это не совсем красиво: директор ресторана. Я понимаю, на Доске почета в тресте и так далее, но ведь инстанция не та.
Покраснел тогда, а оказывается, все было сугубо толкательно.
— Я слушаю тебя, Саша.
— Дело вот в чем. Этот самый твой будущий зятек копает под моего Витальку бешеным образом. Будто озверел после твоего с ним разговора.
— Бывают такие люди, — сказал Немиров и вдруг почувствовал, что ему почему-то приятно слушать эти слова о друге своей дочери именно от Тихончука. — Знаешь, у них обострено чувство справедливости, это тоже нужно понимать. А потом, я же тебе не обещал результата. Я сказал, что поговорю, попрошу. Если он решил делать по-иному, я ничем не могу тебе помочь.
— Да… — Тихончук едва заметно усмехнулся, и только сейчас Станислав Владимирович увидел, что лицо его может быть злым. Вокруг губ залегли жесткие складки, глаза сузились, толстоватые губы подрагивали то ли в усмешке, то ли в сдерживаемом гневе… — Да, теперь, значит, вот так? А ты знаешь, что если твой этот самый… раскрутит все, так Виталий может и сесть. А его назначал ты.
— Допустим, я его не назначал… Я просто позвонил заведующему отделом культуры Рудогорска. Порекомендовал. А потом я хотел бы получить от тебя ответ: выходит, твой племянник не так уж свят, как ты меня убеждал? Я так тебя понимать должен?
— Ты тоже, прости меня, не совсем свят.
— Поясни, пожалуйста.
— Когда ты привез ко мне на ужин этих шестерых своих коллег из Сибири, я взял с тебя хоть копейку?
— Вот ты о чем?
— Да, об этом.
— Сколько я тебе должен за этот ужин?
— Погоди, не ерепенься… Я просто чуток с тебя спесь сбить, чтоб ты не ставил меня и Витальку на одну сторону, а себя и весь прочий мир — на другую. Ты привез ко мне друзей, и я понял тебя как надо. Я никогда не сказал бы тебе об этом, если б ты не стал в позу римского сенатора на форуме. Ты приходил ко мне с просьбой, и я пришел к тебе с просьбой. Мы же друзья.
— Я ничего не могу для тебя сделать. — Теперь Немиров был уверен, что ни при каких обстоятельствах он не будет вести разговоров с Эдуардом относительно просьбы Тихончука. Все теперь открывалось ему с совершенно иной стороны; до сих пор он видел такие ситуации в примитивных детективах и посмеивался над ними, а однажды даже вступил в спор с дочерью относительно того, что нынче проходимцы куда более изощренны в своих поступках. Тогда он одержал победу, а теперь вот предстает в ситуации, которая еще примитивнее, чем в тех самых богом забытых кинолентах. Саркастический смех так и рвался из его груди, и он готов был сейчас дать ему волю, чтоб даже при этом… как его, поиздеваться над собой, старым дураком, который вообразил, что может быть не только дружба по расчету, но и просто дружба между людьми, которым вместе интересно. Оказывается, все, что было у них общего, складывалось для того, чтоб в нужный момент этот самый… мог упрекнуть его тем вечером, когда он привез в ресторан несколько товарищей. У него были тогда деньги, но этот… он замахал руками и сказал, что государство не пострадает от этого ужина, что все это, не будь подано к ним на стол, было бы украдено официантками и поварами, что, боже мой, зачем же так плохо думать о его, Тихончука, гостеприимстве? Вот как оно было тогда. А еще, это уже позже, возил он к нему трех польских товарищей из породненного города. Тогда Тихончук тоже не взял денег. А ему, Немирову, очень хотелось сделать приятное гостям. Официантка принесла тогда счет, но директор ресторана смял его и сунул в карман. В тот вечер он был прекрасен и чем-то похож на старого гусара, который не думает о завтрашнем дне и живет только сегодняшней лихостью.