— Сейчас придет плавлавка, знаешь?
— Надо быть.
— Закупи продуктов побольше, а то едва ноги таскаем.
— Все закуплю, что будет.
— Мясных консервов требуй.
— Ладно.
— Не проси, а требуй.
Обернувшись к друзьям, Мерцалов скомандовал:
— Отсчитывай!
Вручив поварихе собранные деньги, он едва приветным кивком головы приказал дружкам оставить его с Варенькой. Потом, войдя в камбуз и прикрыв за собой дверь, он рывком прижал Вареньку к своей груди, да так, что у нее что-то затрещало под кофточкой.
— Ой, пуговки, — прошептала она.
— Соберешь!
Он долго целовал Вареньку, выгибая ее в талии, видимо вполне надеясь, что это будет воспринято поварихой как безудержное буйство его пылких страстей. На какой-то минуте, решив, что необходимое впечатление произведено с лихвой, он сказал ей, едва переводя дух:
— Вечером я приду.
— Что ты! — запротестовала Варенька.
— Но я только вручу подарок, — стремясь закончить дело побыстрее, сказал Мерцалов. — Чего тебе купить? На платье? Туфли? Какой размер? — Он взглянул на ее голые икры. — Пожалуй, лучше на платье. Какой материал? Какой цвет? Что молчишь? Впрочем, я соображу.
— Не нужны мне подарки, — обиделась Варенька.
Тут Мерцалов вспомнил, что до сих пор не сказал Вареньке никаких слов о своей любви.
— Золотко, ведь ты одна у меня на свете, — выговорил он и ласково и огорченно, как есть до глубины души обиженный недоверием Вареньки. — Я к тебе с любовью, а ты… — И даже горестно попенял: — Нельзя же так…
— А я все равно не верю, — сказала Варенька, со страхом чувствуя, как не однажды с ней бывало, что она совершенно неспособна не доверять тем мужчинам, какие говорят ей о любви. — Вы все обманщики! — добавила она таким тоном, будто сделала великое открытие в интересах всех женщин на земле.
— Прррелесть! — восхитился ею Мерцалов. — Дитя прррироды!
Считая, что между ними вполне достигнуты мир да любовь, он счел возможным отдать дань и прозе жизни.
— А чего тут эти, идейные, околачивались? — спросил он, будто вспомнилось о них совершенно случайно. — Все ушли деньги получать, а они тут… Странно. — Ему подумалось, что сейчас очень кстати изобразить себя ревнивым, и он спросил: — Может, крутились вокруг твоего камбуза?
— Да что ты! — испугалась Варенька. — Они с моторкой возились что-то…
— С моторкой?
— И весла, надо быть, прятали.
— А-а, тогда другое дело!
Боясь, что Варенька, как ни наивна, а заметит перемены в его лице, Мерцалов поспешил открыть дверь камбуза:
— Да где же плавлавка-то?
IV
Она уже подходила к Буйной.
Заведующий плавлавкой, Егор Егорыч, начисто облысевший, багроволицый толстячок, осторожно перетянутый узеньким ремешком ниже пупа, перед ожидаемой колготной и утомительной работой подкреплялся отбивными из свинины. Допивая остатки армянского коньяка из початой с утра бутылки, он отдавал последние наставления продавщице Машеньке, пышной блондинке с дегтярно-черными бровками в одну нить. Эта девица, обладавшая на редкость уживчивым характером и самыми разнообразными дарованиями, какие очень ценил в ней Егор Егорыч, понимала его с полуслова и, проносясь мимо с посудой, отвечала ему односложно, а то и просто лишь кивала кудрявой головой в кружевной наколке.
— Главное — цены не путай.
— Боже упаси!
— Договорись с Сысоевной.
— Все сделаю.
— Да губы не развешивай.
— За кого вы меня считаете?
Для удобства обслуживания покупателей плавлавка, как всегда, стала борт о борт с брандвахтой. Сделай один шаг с брандвахты — и ты перед просторной надстройкой на самоходке, перед дверцей в трюм, а там спустись на три ступеньки — и ты уже перед обшарпанным прилавочком, на котором стоят весы и выложены для обозрения покупателей разные товары.
Первым на борт плавлавки ступил Арсений Морошка.
— Привет героям стройки! — подавая прорабу короткопалую, но ухватистую руку, весело заговорил Егор Егорыч. — Маша, открывай! — У него было достаточно оснований чувствовать себя превосходно, коль скоро начнется торговля на Буйной.
— Не торопитесь, Егор Егорыч, — заговорил Арсений негромко и таинственно.
— А что такое? — насторожился Егор Егорыч.
— Поговорить надо.
Они скрылись с глаз гомонящей на брандвахте очереди, и только теперь Егор Егорыч разглядел, как озабочен и встревожен молодой прораб. Он спросил шепотком: